На имя Собора поступили несколько докладов с протестами православных верующих людей против деятельности организации, известной под именем УМСА, в ее отношении к православному юношеству, и против Парижской Духовной Академии, поскольку последняя связана в своей деятельности с той же организацией УМСА.

В эти сложные времена останемся верными заветам наших Вождей и Белой Идее. Вспомним слова покойного проф. И.А. Ильина о значении Белой Идеи о религиозной сущности её и о стойкости в нашей вере и нашей Правде. «Кто не способен к этому – не выдерживают соблазнов и обсыпаются налево или направо»… «Белый дух не нами кончается, он будет вести и строить Россию и тогда, когда нас не будет в живых». «Ибо идея эта – Белая Идея – есть верная идея».

Никогда коммунисты не представляли интересы рабочего класса. Никогда. В основном это осколки и неудачники из всех слоев русского общества. Они истребили основу – крестьянство и интеллигенцию. Теперь их можно уговорить, умолить уйти с исторической сцены, но не истребить, не рассчитаться за содеянное. Неправда, что это уже другие люди. Это идеологические дети тех, первых, Бесов. Говорят, что Сталин уничтожил потенциальную пятую колонну накануне войны с Гитлером. Люди говорят об этом с горячей, что удивительнее всего, убежденностью. Искренне говорят! Обратный путь по восстановлению справедливости на Сталине не закончится. Поэтому нас еще долго будут водить по минному лабиринту сталинизма.

В тоске томительного рвенья
Отрадно сердцу вспоминать
Галлиполийское сиденье,
Где научился я желать,
Где дух усталый закалялся,
Где величаво развевался
Зовущий к Родине маяк –
Родной трехцветный Русский флаг!
Где так мучительно ловила
Душа дыханье лучших дней,
Где мука Родины моей
Любить до муки научила,
И где я дал себе обет,
Что без России – жизни нет!..

На первый взгляд закон нравственного прогресса, о котором мы говорили, производит впечатление справедливости. Вид, который совершенствуется морально, вознагражден тем, что продолжает существовать и множиться. Если не происходит морального совершенствования вида, он наказывается всякими несчастьями и в предельном случае – вымиранием. Эта справедливость, однако, делается менее очевидной, если обратиться к судьбе отдельного индивида, но именно она нас и занимает, поскольку речь идет о спpaвeдливости. Слишком часто приходится видеть, что бессовестные, аморальные субъекты имеют и успех, и власть, а лучшие и благороднейшие страдают и душевно, и телесно. От Ахнатона и Сократа до Ганди и св. Бернадетты кажется, что лучшие в первую очередь и в сильнейшей степени подвержены страданию. О Христе и величайших Его последователях мы даже и не говорим.

В августе 1991 года многим казалось, что продолжение Белой борьбы стало ненужным. Печальная действительность показала ошибочность такого мнения. Пока в нашем отечестве коммунизм официально не осужден, думать о прекращении нашей борьбы и о примирении еще преждевременно. Завет Генерала Дроздовского: «Через гибель большевизма – к возрождению России» актуален и сегодня. Коммунизм и Россия несовместимы. Россию нужно строить чистыми руками.
 

В крупных исторических событиях не только бесполезно, но и несправедливо обвинять кого-либо в отдельности. Эти события создаются всеми людьми и целой массой условий. Выше подробно отмечено, как при множестве крупнейших, даже гениальных работников мысли Россия все-таки не обнаружила достаточной степени познания самой себя и своих основ для выработки сознательной системы их осуществления. В этом, конечно, никто не виноват. Это просто исторической факт. Но знать его - необходимо. Если мы можем получить надежду пойти вперед, совершенствоваться, то лишь притом условии, если будем знать, что у нас оказывается слабо, чем обусловлены неудачи проявления и того, что само по себе сильно...

Говорить не хочется, да и не о чем, собственно. Тихо. За окнами -- мокрый снег, слепое зимнее солнце. Я барабаню по подоконнику озябшими пальцами, в десятый раз обвожу глазами стены класса. Истрепанная карта Европейской России. Доска с надписью кривым детским почерком: "В школу приносить мышов строго возприщаица". Над доской -- Ленин, Троцкий, Калинин. Висела еще здесь, во втором отделении, и Роза Люксембург, но сторожиха, юркая старушка, удивительно красочно рассказывающая, как "помещики та енералы убили царя мужичьяго -- Олександру хторого", бросила Розу в печь: "хиба (разве) вона Богородица или царыця: що в классе находиться?"...

Известно ли вам, что существует такой психологический закон: под влиянием мысли зажигаются чувства и воля, а от чувства получается дело. Закон этот был открыт еще в первые века Отцами Церкви, а потом перешел уже в гражданскую жизнь. В любой области нет ни одного дела, которое бы не было вызвано чувством и волею, а в свою очередь чувство и воля зажигаются от мысли, как любое горючее вещество воспламенится, если над ним достаточно долго подержать увеличительное стекло, в котором сосредоточится луч солнца. Итак: мысль, чувство, дело.

       У окна, заколоченного деревянной решеткой (с четвертого этажа все равно не прыгнешь!), стоял красноармеец в засаленной буденновке и кричал:
       -- Переведите, товарищ, -- РСФСР.
       На что сидевший на печке отвечал нараспев:
       -- Приблизительный перевод: ребята, смотри, -- Федька сопли распустил...
       Более точный: редкий случай феноменального сумасшествия расы...
       -- Правильно. А что такое советская власть?
       -- Советская власть -- лучший повар.
       -- Пять. А кто ее маменька?
       -- Октябрьская проститутка.
       Безносая девица захихикала.
       -- И выдумают, ей-богу! С такими мужчинами сидючи, со стыда треснешь.

Для нехристианина этот политический принцип трудно понятен. Для христианина он светит и греет, как солнце. Подчинившись в царе до такой безусловной степени богу, наш народ не чувствует от этого тревоги, а, напротив, успокаивается. Его вера в действительное существование, в реальность Божией воли выше всяких сомнений, а потому, сделав со своей стороны все для подчинения себя воле Божией, он вполне уверен, что и Бог его не оставит, а стало быть, даст наибольшую обеспеченность положения.

Во-первых, я не восстаю ни против какой-либо части русского народа, а лишь выражаю свое отрицательное отношение к известному культурно-политическому движению, к счастью, еще совершенно лишенному народного характера. А, во-вторых, прусская политика против познанских поляков характеризуется, прежде всего, тенденцией к вытеснению польского землевладения и, в частности, землевладения крестьянского. Между тем, мне не только никогда ничего подобного не приходило в голову предлагать относительно малорусских крестьян, но, наоборот, я считаю основной социально-политической задачей, которая выпадет на долю русской власти в восточной Галиции, это -- расширение и укрепление землевладения местных малорусских крестьян путем так или иначе проведенной системы "внутренней колонизации". Такая социальная политика необходима сама по себе, и в то же время она явится лучшим средством скрепления нового русского края с Российской Империей.

Долгие и тяжелые годы неслыханных гонений на русскую Церковь когда уста её, запекшиеся кровью мучеников, были скованы молчанием, за страдалицу говорила зарубежная часть её и только она одна. Наша Церковь опровергала ложь, о якобы благополучном существовании Церкви в стране воинствующего безбожия, ложь о том, что мучеников за веру не было и не могло быть в стране, где так вольно дышит человек. Свидетельством о правде, зарубежная Церковь сдерживала время от времени ярость и бесчеловечие гонителей. Много десятилетий голос Церкви за рубежом был громким, непод­купным и единственным голосом всей русской Церкви,  в муках и страданиях, оставшейся верной своему Спасителю.   

Нужно понимать, что ужасная жестокость и насилие советского правительства не связаны с недостатком образования, а также наличием безграмотности и нищеты. На самом деле в отдаленных деревнях, где жили бедные, необразованные крестьяне, насилие было незначительным, либо вообще отсутствовало. Именно бедняки в деревнях часто предлагали кров и помощь жертвам террора. Невообразимые моральные и физические мучения и убийства привносились в жизнь не нищими и необразованными людьми, а фанатичной не верящей в бога интеллигенцией и полуобразованными революционерами-марксистами, большая часть из которых, включая большинство руководителей, провела значительную часть времени за пределами России.

Зорко нужно блюсти, чтобы не посмели нас, православных, отторгнуть от нашей веры и увлечь на путь ереси латинской или неверия языческого. Пусть будет вера наша православная по-прежнему господствующей у нас на Руси, а все прочие только терпимыми, без права Миссионерства на счет православия. Иначе встанут перед нами целым сонмом древние наши Святители, угодники и преподобные, благочестивые цари, бояре и миряне и скажут нам с укором: изменники. И случится, что Господь за неверие наше отнимет от нас святыни наши, помогавшие нам в трудные времена, как отнял уже Казанскую чудотворную икону Б. Матери.

Христос, окруженный апостолами, множеством народа, движется к вратам города Наина. А в это время из Наина появляется погребальная процессия. Несут юношу, единственного сына вдовы Наинской. Представьте себе страдания матери: единственный, любимый, надежда в ее старости. Что переживала мать? Но в это время Христос со множеством народа и с апостолами приближается к этой процессии по дороге… Он все ближе и ближе. Он идет по той же дороге, по которой несли покойного. Он видит страдания матери, подходит к ней и говорит: «не плачь.» Кто мог, кто имел право сказать эти слова матери над гробом сына? Он Один, потому что Он победил Смерть. Несшие остановились. Христос берет юношу за руку и говорит: «Восстань!» И отдает его матери его. Представляете себе, что пережила мать? Тот мир, который могла иметь мать до кончины сына, он не только возобновляется, но он оживляет всю ее жизнь. Она, помимо, своего сына, увидела силу воскресения. И это все получилось оттого, что путь Христа совпал с путем процессии погребальной. Путь Христа… по этому пути Христа должен был идти покойный, а на пути Христа не может быть горя. Оно так и было. Христос, сказав, «не плачь,» восстановил ту внутреннюю силу, которая уже почила. Прошли, может быть, годы, и этот юноша также ушел. Но не в этом дело. А дело в том, что в сердце появился мир, утверждающий человека в вечном бытии.

На склоне широком Галлиполи,
Где цепь убегает холмов,
Чужою землею засыпали
Последних российских бойцов.
Рука же родная им сделала,
Заснувшим неведомым сном,
Из камня и мрамора белого
Курган, осененный крестом.

       ...Его выгнали со двора совсем, -- сарай нужен был для дров.
       -- Фюйт! -- свистнул ему вслед один из жильцов, -- Жаловаться? Ах ты, лизун буржуйский, крыса казначейская! Тоже домовладелец выискался... "Мой дом, мой дом!"... Какой это, дурак, твой дом? Народный, а не твой... Ну, при, при ко всем чертям, да не оборачивайся, а то еще в морду дам!
       А через два дня на базаре шушукались бабы: "...Вин дистав десь (где-то) ливорверт... убыв одного жильця, раныв трех... та и выбиг, як самасшедший, на вулицю... схватылы его, а вин плаче..."
       ...Павла Харитоновича расстреляли. Жена его сошла с ума. А рыжих собачек кто-то в приступе жестокой жалости убил у родных ворот...

Твою тоску рассеет буря
И гром безумных канонад;
И только лоб сердито хмуря,
Ты полетишь в кровавый ад.
Навстречу смерти и тревогам,
Туда, где кровь залила снег,
Ты по накатанным дорогам
Коня направишь быстрый бег.
И в диуом вихре гибкой лавы,
Когда свистит и плачет сталь,
Ты весь в лучах победной славы
И далеко твоя печаль.

На этот раз я начинаю беседу с вами, мои дорогие, спустя лишь несколько дней по окончаний предыдущей. Да благословит ее Господь Дух Святый!

Прошу вас припомнить сказанное мною в прошлом письме, а особенно в конце его, и тогда вам понятно будет начало настоящей беседы.