Детство Коли прошло на Днепре; по его собственным словам, он «вырос на песнях о «Варяге» и «Стерегущем» и на рассказах участников обороны Порт-Артура». Николай Всеволодович много десятилетий спустя вспоминал: “Война 1914 года застала меня во 2-м классе среднего учебного заведения, русская революция ― в 5-м классе. Дальше пошли восстания против большевиков, скрывания и, наконец, уход в Добровольческую армию. Тогда были написаны первые стихи о Белом движении, но они так и затерялись в годы Гражданской войны. Только после эвакуации из Крыма, оторванный от близких и Родины, я попал в дебри Словении. Здесь был размещен наш Кадетский корпус в бывшем Австро-Венгерском лагере для военнопленных. В долгие зимние вечера тоска по семье и Родине заставила меня серьезно заняться стихами”.

В Соловецком концентрационном лагере я пробыл почти два года из трех назначенных мне обычных лет каторжных работ. 14 июля 1929 года соловецким пароходом наш громадный этап (600 человек) переправили в Кемь, где находится Управление Соловецких лагерей особого назначения (УСЛОН). Мне было назначено три года ссылки в Нарымском крае, куда меня вместе с другими и направляли. Перед отправлением из Соловецкого лагеря меня в двенадцатой роте избили конвойные за отказ идти на поверку утреннюю, на что я, как освобожденный от каторжных работ, уже имел право. Конвойные выполнили приказ помощника командира двенадцатой роты Алексеева. В Кеми я попал со всем этапом на Попов остров в первую карантинную роту. Что там делалось... невозможно сполна и представить. И Голгофская часовня, и Голгофская больница, и Капорская командировка в Соловках совершенно бледнеют перед тем безобразием, какие творятся на глазах УСЛОНа. Рота переполнена до отказа «шпаной» и освобождаемыми. «Шпана» — это уголовники: воры, насильники, грабители, убийцы, поджигатели.

Именно в широком распространении искусственной «украинской мовы» надеялись сепаратисты почерпнуть «доказательства» существования отдельно го «украинского народа». Хотя, беря во внимание тогдашнюю ситуацию, трудно себе представить более нелепое и глупое начинание, причем заведомо обреченное на провал. Так и воспринималась эта затея современниками с самого начала деятельности «украинской власти».

Простая дорожная кибитка безо всякой охраны катила по крутым дорогам Кавказа в направлении Тифлиса. В облачённом в чёрную черкеску без погон человеке с обветренным, сумрачным лицом трудно было узнать личного друга Шаха, богача и «колдуна» Самума. Между тем, это был именно он. И ехал он прямиком от двора Шаха, из Тегерана, где совсем недавно разыгралась кровавая драма, до сих пор стоявшая пред глазами путника.

Сегодня тех, кто в 1920 году ушел из России с оружием в руках, уже единицы. Самым молодым из них около девяноста лет.[7] Основной контингент РОВСа – это те, кто надел русские погоны уже в Зарубежье. В основном это члены Общества Галлиполийцев, Союза Дроздовцев, Союза чинов Русского Корпуса, который в 1988 году вошел в РОВС в полном составе. В настоящее время задача дать достойную и надежную смену этому поколению есть важнейшая и первоочередная для Русского Обще-Воинского Союза.

Что же касается идейных позиций РОВС, то и сегодня, по прошествии семидесяти лет, они остаются неизменными, будучи однажды определенными словами основателя и первого Вождя Русского Обще-Воинского Союза, генерал-лейтенанта, барона Петра Николаевича Врангеля: «С оставлением Армией родной земли борьба приняла новые формы. Эта борьба продолжается и поныне и будет продолжаться, пока не падет ненавистная русскому народу власть».

Между тем органы госбезопасности Советской России планировали продолжение борьбы с представителями Белого движения и после окончания гражданской войны. Они не без основания считали, что часть наиболее активных русских офицеров и в эмиграции продолжит борьбу за свержение Советской власти (тем более, что и экономическое положение Советской России в начале 20-х годов находилось в крайне бедственном состоянии).
 

Первые годы после окончательного установления советской власти в Крыму осенью 1920 г. в истории полуострова в ХХ столетии являются одними из наиболее страшных. С приходом большевиков начался красный террор, жертвами которого стали не только военнослужащие Русской армии генерала Петра Врангеля, но и гражданское население. Точная цифра расстрелянных, пожалуй, никогда не будет известна. Бесспорно одно – счет шел на многие тысячи. Волна насилия спала только весной 1921 г. Но следом за тем на крымскую землю обрушилось новое ужасное бедствие.

...

Время давно уже успело произнести свой приговор над героями Белого Движения, не только оправдав их дело, но и увенчав его заслуженной славой. Среди них имя генерала Врангеля занимает исключительное положение. Он обладал выдающимися общими и особенно военными дарованиями, из коих самым блестящим был присущий ему талант вождя. Вождь, как показывает самое его слово, есть тот, кто призван идти впереди других и вести их за собою.

Войны не вспыхивают внезапно, даже вероломные. Чаще костер сначала тлеет, набирает внутреннюю силу, а потом вспыхивает – начинается война. Тлеющим костром для русско-турецкой войны 1977-78 г.г. были события на Балканах.

Ликвидация – это расчёт, очистка счетов, развёрстка долгов; расплата и закрытие торгового дома, товарищества – такое непротиворечивое определение дано Владимиром Далем, выдающимся русским писателем и лексикографом, в его Толковом словаре живого великорусского языка. Это слово означает взаимные расчёты и погашение долгов, а не прекращение деятельности и не уничтожение кого-либо или чего-либо, как это трактовалось и трактуется в советских словарях и энциклопедиях, составленных после октябрьского переворота семнадцатого года, совершённого большевиками, для которых ликвидация всего и вся послужила основным средством захвата и удержания власти.

Близ Кемского побережья, изрытого холодными водами Белого моря, рас¬положена группа островов, заселенных частично рыболовами — русскими и различными мелкими подразделениями северных племен. Наиболее крупным и этом архипелаге является Попов остров; к югу и юго-востоку от него идет целый ряд мелких островов, в большинстве даже безымянных. На Поповом острове и расположен Кемский концентрационный лагерь, входящий в состав Соловков и подчиненный «Управлению северными лагерями особого назначения», то есть тому же Ногтеву. Официально лагерь на Поповом острове называется «Кемским пересылочно-распределительным пунктом».

В год столетия Второй русской смуты, когда впору эпиграфически повторять слова Анны Ахматовой «взбесившийся Октябрь, как листья жёлтые, сметал чужие жизни...», уместно вспомнить замечательных людей России, ставших и участниками, и жертвами страшных событий. К таким людям, несомненно, относится офицер, стихотворец, прозаик, переводчик и драматург князь Фёдор Николаевич Касаткин-Ростовский, довольно известный русский литератор первой четверти ХХ века, однако впоследствии ушедший — со своими сочинениями и эмигрантской судьбой — под спуд общественной памяти.

Книга родоначальника «народной истории», выдающегося русского историка и публициста Николая Ивановича Костомарова – удивительная энциклопедия исконного быта и нравов русского народа допетровской эпохи. Костомаров, в лице которого удачно соединялись историк-мыслитель и художник, – истинный мастер бытописания. Он глубоко вживался в изучаемую им старину, воспроизводил ее настолько ярко и выпукло, что описанные им образы буквально оживали, накрепко запечатляясь в памяти читателя.

Раньше еще далеко от деревни слышался гомон, в котором сме­шивались самые разнообразные звуки: лай собак, кудахтанье кур, мычание, блеяние, визжание скота во дворах, крики играющих детей, громкий разговор баб и мужиков, пение девушек. Теперь в деревнях — тишина... Словно вымерла деревня... Не лают собаки: их теперь осталось одна-две на деревню. Не ку­дахчут куры: их теперь в колхозных деревнях очень мало, да и те без подкормки потеряли голос. На дворе колхозника пустота: тощая коро­ва да еле живой поросенок. Прежде каждая деревенская изба была забита детишками. В каж­дой семье на Орловщине, например, в доколхозные времена было в среднем 7 душ, из них большинство — дети различного возраста. Они заполняли всю деревенскую улицу. А теперь? В колхозной деревне детишек осталось очень мало: в среднем два на семью. И те находятся вне дома и вне деревни. Млад­шие рыщут в поисках травы для своей коровы. А постарше, начиная с двенадцатилетнего возраста, уже находятся на колхозных работах.

Месяц я здесь и каждый день я вижу как ваша артиллерия бьет по моему городу. Ваша,солдаты украинской армии. Как вам не стыдно? Неужели вы и в правду думаете,что вы герои? Неужели вас не мучает совесть? Неужели вам безразличны тысячи жизней не в чем не виновных людей? Не уже ли вам по ночам не снится бесконечный конвейер гробов созданный вашими усилиями?Вы лишь можете оправдываться, что вынуждены это делать. Что вас под страхом тюрьмы и смерти заставляют стрелять по гражданским. Что вы давали Присягу и выполняете ее. Но скажу вам правду. Вас здесь практически никто не ждет и уже не уважает. Зато что вы натворили за эти месяцы войны.

Фильм 1938 г Рассела Палмера о гражданской войне в Испании снятой на цветную плёнку. Аудиодорожка: испанская.
Рассел Палмер был редактором профранкиских журналов в США - "Cara al sol" и "Spain". Разрешение о съёмках этого фильма он получил от самого Франко. В фильм вошли съёмки воздушных боёв, бомбардировки окопов и танков республиканцев, отдых между боями солдат Франко, съёмки мавританских войск и многое другое.

Приближалась полночь. Темень страшная, хоть на небе и вызвездило. Болгары не спят, женщины готовят праздничные яства, а мужчины приготовляются к самозащите: осматривают старинные свои кремневые «пущки» (ружья), ятаганы, ножи, пистолеты. Русских нет на биваке: они все на позиции и на сторожевых постах, в пикетах и секретах. Все приготовились к бою. Орудия заранее были наведены на ближайшие пути наступления. Для успокоения братушек решили ровно в двенадцать часов ночи произвести три боевых священно-салютационных орудийных выстрела: дать знать, что «Христос воскрес». Болгарская церковь была заперта и темна со всех сторон. Мы посмотрели на часы — ровно двенадцать.