Напомним читателю о том, что выбравшись не без потерь из «петли имени адмирала Того», японский Соединенный флот смог обрушить на нашу эскадру свое новое тайное оружие ‒ «по образному выражению летописца 2-й эскадры капитана 2-го ранга Владимира Семенова ‒ “жидкий огонь”, то, пред чем не устояло бы ни маневрирование, ни умение стрелять нашими старыми снарядами»[1].

Благодаря Видоку, Липранди познакомился с жизнью парижского криминала, узнав его законы, освоил навыки слежки, вербовки, допроса, знакомился с самыми современными технологиями сыска, которые ему потом пригодятся. Неудивительно, что зная о связях Видока и Липранди, именно последнему Воронцов и Орлов поручили организовать «военную полицию», структуру которой в русской армии прежде не было.

Коллективизация стала заключительным этапом расказачивания, в ходе которого были ликвидированы единоличные казачьи хозяйства, а казачество было превращено в колхозное крестьянство. Для исследования данного процесса нами был выбран Хоперский округ Царицынской губернии, ставший передовым районом страны по темпам и масштабам коллективизации. В связи с тем, что с конца 1926 г. термин «казачество» исчез со страниц центральных партийных документов, мнения отечественных историков о сущности политики расказачивания в период коллективизации разделились: одни считают, что расказачивание являлось составной частью политики раскрестьянивания, другие – настаивают на понимании расказачивания как особой антиказачьей политики. Причем, те исследователи, которые подчеркивают классовый характер расказачивания (П.Г.Чернопицкий, Я.А.Перехов и др.) считают, что коллективизация стала заключительным этапом расказачивания, а те историки, которые видят в расказачивании прежде всего антиэтническую направленность (А.И.Козлов, С.А.Кислицын) придерживаются точки зрения, что расказачивание было продолжено и в последующие годы.

Шестнадцатое августа. Опять молебен, опять праздничная форма. Но мы уже не такие пугливые, мы – "старые". Мы радостно и смело разговариваем с нашей милой Наталией Николаевной, которая все лето провела на Волге, у своей матери. Она загорела и выглядит здоровой. Анна Николаевна держится все так же в стороне, стараясь быть незаметной, и мало говорит при посторонних. Николай Николаевич сияет, радуясь встрече со всеми нами. Если бы не присутствие начальницы с ее острым строгим взглядом, он бы, кажется, всех нас обнял и расцеловал. Все нам приятны, и мир кажется сплошным удовольствием!

В январе – феврале 1920 года произошло падение белой колчаковской власти в Иркутской губернии и восстановление большевицкой власти. Приход к власти большевиков был встречен многими слоями населения с энтузиазмом, многие крестьяне, соблазнившиеся на большевицкую пропаганду, рассчитывали на то, что приход новой власти удовлетворит их социальные нужды, избавит их от непосильных налогов и мобилизаций. Однако, осуществление мероприятий большевицкой власти на практике очень быстро вызвало горькое разочарование среди крестьян, вместо ожидаемой свободной жизни в их глазах предстала ранее неведомая им тоталитарная власть со всеми присущими ей атрибутами.

В Советском Союзе начинается подготовка к пятидесятилетию коммунистической революции; задумана, в частности, большая коллективная работа «книга-эпопея». Идея ее обсуждалась в секретариате Союза писателей СССР с участием Федина, Твардовского, Тихонова, Суркова, Грибачева и др., и, конечно, будет осуществлена. Будет создана, вероятно, даже не одна «книга-эпопея». Мы решили предложить вниманию авторов намечающейся работы три цифры, которые будут полезными для любой «книги-эпопеи».

Не так давно пошли разговоры, что Того шибко экономил снаряды, а 12-дюймовых и вовсе потратил только 446 штук, стреляя в 7 (семь!) раз медленнее, чем позволяла скорострельность его орудий, и это в битве, когда «решалась судьба империи». И это на фоне минимум 1000 выпущенных нами крупнокалиберных снарядов. Когда почти сразу вышел из строя, а затем погиб «Ослябя», а вслед за ним вышел из строя «Суворов», а на относительно мало поврежденном «Орле» оставалось к вечеру в действии одно 12-дюймовое орудие.

Пушкин знал, что иные упрекают его в преданности Государю. Но упрекавшие не знали ни его самого, ни Императора. Пушкин же знал своего главного цензора. Знал, что тот понимает всё с полуслова, и всякий раз поражался его проницательностью, великодушием и искренностью. После одной из неприятностей, доставленной Александру Сергеевичу Бенкендорфом, Государь сказал ему:

- Продолжай излагать твои мысли в стихах и прозе; тебе нет надобности золотить пилюли для меня, но надо делать это для публики. Я не могу позволить говорить всем то, что позволяю говорить тебе, потому что у тебя есть вкус и такт. Я убеждён в том, что ты любишь и уважаешь меня; и это взаимно. Мы понимаем друг друга, а понимают люди только тех, кого любят.

Как многие уже, наверное, догадались, наше повествование об Адмирале подходит к концу. Остается рассказать об аресте, допросах, убийстве… Однако развиваться действие будет не столь стремительно: во всяком случае двумя-тремя по́стами оно точно не ограничится. Ведь за кажущимися более или менее ясными «общеизвестными» фактами часто с трудном просматриваются реальные события, а неожиданные, кажущиеся сенсационными («вот она, правда!»), вбросы просто отвлекают от кропотливой трудоемкой работы по восстановлению реальной картины прошлого или даже часто вовсе хоронят ее. Поразмыслить же есть о чем… Обращаясь к этим последним дням земной жизни Александра Васильевича Колчака, мне никак не освободиться от моих личных воспоминаний и впечатлений связанных, пусть и опосредованно, с тем еще более отдаленным трагическим временем. Сравнительно недавно стали доступны фотографии Иркутска времен гражданской войны. Белая армия вступает в город. Деревянные дома, попавшие в кадр, стояли еще и на моей памяти, – тридцать лет спустя после запечатленного на них момента. Теперь-то их уже нет, но я хорошо их помню…

В воспоминаниях современников сохранились прямо противоположные, полярные свидетельства о характере и поведении графа Н. Н. Муравьева-Амурского. А вот их оценки его супруги графини Екатерины Николаевны однозначны: чрезвычайно красива, умна и образованна, мягкого и ровного характера, доброго сердца. И еще, что она испытывала любовь к своему новому отечеству.

По удивительному стечению обстоятельств в тот же день, когда вышла моя статья в «Новой» про упырей из Житомирского НКВД во главе с чекистом Лаврентием Якушевым, на сайте «Бессмертный полк» была размещена страничка о ветеране войны и разведчике Лаврентии Якушеве. Как выяснилось, страничку создала его внучка. Я против того, чтобы кидать упреки в адрес родственников, однако хотел бы дать пару дополнительных штрихов, раскрывающих моральный облик некоторых пламенных чекистов и коммунистов из Житомира. Из тех случаев, что особенно запали в память. Цитаты по материалам Военного трибунала Киевского военного округа.

Послевоенные переписи населения СССР бодро фиксировали общий рост его численности, к концу существования государства – почти в два раза по сравнению с пресловутым 1913 годом. Однако за общими цифрами мало кто пытался разглядеть такое явление, как обезлюдение и запустение русского исторического и этнографического центра.

В начальный период существования со­ветской власти, непосредственно после Ок­тябрьской революции 1917 г. и до конца 1918 г., основным источником советского права являлись декреты Всероссийских съездов Советов, ВЦИК, ВРК, ВЧК, прика­зы народных комиссаров, акты местных со­ветов. Кодификация советского права нача­лась в конце 1918 г., в условиях иностран­ной интервенции и гражданской войны, что обуславливало репрессивный характер мно­гих законоположений. Статья 65 Конститу­ции РСФСР 1918 г. впервые узаконила дли­тельную практику лишения избирательных и иных гражданских прав по классово­му признаку. В Кодексе законов о труде, принятом в декабре 1918 г., зафиксирова­но положение о всеобщей трудовой повин­ности. В период 1918-1922 г., наряду с общи­ми местами лишения свободы, находящими­ся в ведении Народного комиссариата юсти­ции, для изоляции классово-враждебных элементов были созданы лагеря принуди­тельных работ НКВД и лагеря ВЧК. Поря­док их организации был изложен в Поста­новлении ВЦИК (апрель 1919 г.). 10 сентяб­ря 1918 г. вступает в силу ныне широко изве­стное постановление СНК N 710 «О крас­ном терроре», которое узаконило уже фак­тически начавшийся террор против врагов советской власти. В декабре 1919 г. ВЦИК принимает «Руково­дящие начала по уголовному праву РСФСР», где в статье 25 один из пунктов перечня наказаний гласит: « объявление врагом революции и народа»[1]. Таким образом, клейм­ление «врагов народа» началось с ведома В.И.Ленина.

Святой Иоанн родился в одном из сел Малороссии в 1690 году и воспитывался в благочестии и любви к добродетелям. По достижении зрелого возраста он был призван на царскую воинскую службу и участвовал в русско-турецкой войне (1710). Во время неудавшегося Прутского похода его взяли в плен татары[1] и продали в рабство одному турецкому кавалерийскому офицеру, который отвез Иоанна к себе на родину – в каппадокийский Прокопион.

"Когда вы входите в палату, вас встречает радостное и приветливое настроение — драгоценное и сильное лекарство, которым вы нередко гораздо больше поможете, чем микстурами и порошками… Только сердце для этого нужно, только искреннее сердечное участие к больному человеку. Так не скупитесь же, приучайтесь широкой рукой давать его тому, кому оно нужно. Так пойдем с любовью к больному человеку, чтобы вместе учиться, как ему быть полезным».

Два месяца, которые прожил у меня Дима, для нас обоих были тем даром в жизни, который я из своего наблюдения, опыта теперь уже уходящего человека, скажу, отпускается не каждому. Мы сбросили с себя годы. Я походила на девушку, только что окончившую гимназию, а Дима — на студента первого курса. Мы были оба чисты, юны, радостны. За два месяца в наших отношениях не было ни одного ветреного, холодного, дождливого, осеннего или зимнего морозного, леденящего дня, но и зноя тоже не было. Как видите, на нашу счастливую долю досталась весна. Весна чудесная, благоухающая, все с новыми и новыми щедротами, красотами радующая.

6 июня 1912 года русский изобретатель-самородок продемонстрировал первый ранцевый парашют

Княжна Лаура Алерциани скоро привыкла к своей новой жизни. Сперва она чувствовала себя неловко и неуютно в столь чужом для неё городе, при Дворе… Её утомляла светская жизнь, она постоянно боялась что-то сделать не так, нарушить этикет, сказать не те слова, а потому больше отмалчивалась. Однако, постепенно робость её рассеялась. Лаура всей душой привязалась к Императрице и перестала бояться Императора. Она по-прежнему скучала по своему саду, по заснеженным вершинам гор и всему родному и любимому, но жизнь в Петербурге взамен дарила ей столько прекрасных встреч и открытий, что тоска по дому посещала её лишь редкими ночами. Особенно, сильны такие приступы были поздней осенью и весной. Холод и сумрак столицы навевал на грузинскую княжну грусть.

Среди тех, чьи имена вспоминаются в первую очередь, когда речь заходит о марковцах, одно из первых мест принадлежит Дионисию Андреевичу Марченко (1895 - 1968). Этому человеку суждено было стать последним в Гражданской войне командиром 1-го Марковского полка и вывести этот полк (вернее, то, что от него осталось после ожесточённых боёв на Перекопе) в эмиграцию. А также стать одним из летописцев Марковской дивизии.