91 год назад, 30 января 1930 года, Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило «Мероприятия по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Деревню охватила эпидемия насилия. Но не все в партии поддержали разграбление и уничтожение единоличных крестьянских хозяйств.

За время пребывания в штрафной роте Константин каким-то образом узнал о возможности прохода прямым путем через горные перевалы по тайге, минуя таким образом и Старую Лялю, и Верхотурье с расчетом из Азии выйти в Европу в районе железнодорожной станции Теплая гора. По тогдашним подсчетам этот путь был равен 250 —300 километрам, но путь необычный: селений в этом направлении не значилось, и лишь изредка могли попадаться отдельные старательские хижины вблизи горных речушек. Предполагалось, что могут быть где-то и прежние заросшие дороги, по которым якобы когда-то, при царе, гнали в Сибирь каторжан. Ни карты, ни компаса у нас не было. Ориентироваться каким-то особым, таежным образом мы не умели и все же решили идти неведомыми для нас тропами, проселками, речками и просто наугад, как подскажет судьба.

Вначале быстро и вкратце интересная библиография по нашей сегодняшней теме. Прежде всего, обращаю внимание на классический труд академика Степана Борисовича Веселовского, профессора еще из дореволюционных диссертаций, так сказать, «Исследования по истории опричнины». Она вышла в Москве посмертно в 1963 году, рекомендую для серьезного изучения. Веселовский скончался в 1952 году. При жизни Сталина издать этот труд было невозможно, хотя вообще Веселовский издавался и был уважаемым академиком историком.

...

Среди знаменитостей, родившихся или живших на Тверской земле, — генерал-фельдмаршал Иосиф Гурко. В 1894 году Иосиф Владимирович стал предпоследним русским военачальником, удостоенным этого чина, 53-м по счету. В 1879-м был награжден орденом Святого Георгия 2-й степени. Таковых в орденской истории записано 125 человек. Гурко получил орден за номером 118.

Надо сказать, что сын Николай мой, решил во что бы то ни стало уехать на юг, чтоб вступить в Белую Амию. Решено было, что на следующий день, он уезжает. Ох! Как тяжело было, все это мне, но я соглашалась на расставание, сознавая в этом, святое дело, перед родиной. Старший мой, Сергей был не приспособлен к житейским трудностям, но Николай, был моей поддержкой и помощником. Утром, на другой день по приезде, я пошла в Исполком (исполнительный революционный комитет) и вручила привезенное удостоверение. Его взяли, прочли и затем подают мне бумагу и говорят: «Согласны Вы подписать?» Содержание ее было следующее: «Я нижеподписавшаяся, даю сию расписку в том, что если один из моих сыновей, уйдет в Белую Армию, то я буду расстреляна». Я подписала и через час, проводила своего Николая на поезд, который навсегда увез его от меня.

Для того, чтобы сквозь сентябрьские шторма перебросить необходимые войска адмиралу потребовалась всего лишь неделя. Высадив в Анакрии 16 батальонов пехоты с двумя батареями, адмирал приступил к выполнению второй, значительно более сложной задачи… Неделя за неделей русская эскадра вела поиски турецких кораблей, крейсируя между Сухумом и анатолийским побережьем, и, наконец, обнаружила противника в Синопской бухте. Немного не дождавшись шедшего ему на подмогу адмирала Корнилова, Нахимов принял решение атаковать неприятельскую эскадру…

Казаки грузились в двух пунктах Крыма: в Феодосии и в Керчи. В Феодосии грузились кубанцы, в Керчи — донцы. Кубанцы были направлены на остров Лемнос; донцы распределялись в окрестнос­тях Константинополя. Остров Лемнос был в полном смысле слова водяной тюрьмой. Скалистый и пустынный, без единого деревца, почти без воды, под­верженный холодным норд-остам, летом палимый жгучим южным солнцем, — он должен был томить вольную душу казака своей без­мерной безнадежностью. Мрачные условия жизни в Галлиполи были тут еще мрачнее. Потрясенные, лишенные оружия, претерпевшие многодневный переход в грязных и тесных трюмах, выходили каза­ки в новую тюрьму, окруженную со всех сторон волнами моря.

26 января 1930 г. в одиннадцатом часу утра генерал Кутепов вышел из дому и направился пешком в Галлиполийское Собрание, в церковь. Семья Кутепова ждала его к завтраку. Александр Павлович не пришел. Предположили, что он задержался в Собрании. Днем он должен был с женой и сыном отправиться загород, но пробило три часа, а его все нет. Обеспокоенная Лидия Давыдовна посылает верного денщика Федора в Галлиполийское Собрание узнать о причинах задержки генерала, и... через час Федор возвращается и докладывает, что генерал в Галлиполийское Собрание утром не приходил

В Приморском крае уничтожение казаков было поручено «социально-близким»(с) китайским бандитам-хунхузам. Именно хунхузы, с вылазками и бесчинствами которых казаки боролись десятки лет, на границе клали свои головы, проводя практически боевые операции и даже получали Георгиевские Кресты, как будто на полноценной войне (а это и была необъявленная война против мирного населения в приграничной зоне) - именно они начали уничтожение казачества. Сами большевики, очевидно, решили использовать их (как, к примеру, они массово использовали и австрийских военнопленных – также бывших противников Российской Империи и казачества в частности), чтобы самим «не марать руки в крови». Летом 1920 года, после победы над Атаманом Калмыковым, большевики изымают оружие в станицах и поселках, передавая его китайским бандитам. Оставшись без оружия, казаки становятся беззащитными, и начинается массовая резня. Страдают не только казачьи поселения, но и крестьянские села. Имеется документ из ГАХК (Фонд 401 оп. 6). Фактически, это призыв отчаяния, попытка хоть как-то призвать к совести большевиков и решить вопрос о защите казаков и крестьян. Но большевики посчитали, что хунхузы - это «близкие по духу — т.н. социально-близкие»(с) угнетенные бедные китайцы, а значит, не стоит вмешиваться в «процесс». Кстати, в партизанских отрядах Приморья было достаточно этих китайских бандитов, вступавших туда за возможность грабить.

Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы». Среди корреспондентов М. П. Новикова — Лев Толстой, Максим Горький, Иосиф Сталин… Читая Новикова, Толстой восхищался и плакал. Думается, эта книга не оставит равнодушным читателя и сегодня.

Варварство началось уже в 1917 году. К этому времени на стенах собора, колоннах и у могил находилось более тысячи венков. Практически на каждой могиле и около нее стояли иконы и лампады. На надгробиях Петра I, Александра I, Николая I и Александра II лежали золотые, серебряные и бронзовые медали, выбитые по случаю различных юбилейных дат. В сентябре-октябре 1917 года по распоряжению Временного правительства все иконы и лампады, золотые, серебряные и бронзовые медали с могил, золотые, серебряные и фарфоровые венки были сняты, уложены в ящики и отправлены в Москву. Дальнейшая судьба вывезенных соборных ценностей неизвестна. Но на этом мародерство не закончилось. Документов о вскрытии царских гробниц не сохранилось, однако до нас дошел целый ряд описей изъятого, фотографий сортировки царских ценностей из гробниц и воспоминаний очевидцев, свидетельствующих об этом.

Само собой, не обошёлся Год Литературы без глубокомысленных инициатив в области реформирования школьной программы. 26 марта комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций Госдумы совместно с российским книжным союзом озвучили планы по «патриотизации литературы», - сообщал «МК». В ходе обсуждения депутат Госдумы Ярослав Нилов, который в начале марта настаивал на привлечении режиссера Тимофея Кулябина к уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих из-за спектакля «Тангейзер», предложил убрать из школьной программы романы Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и М.А. Булгакова: «Школьную программу нужно кардинально пересматривать. По себе могу сказать — в 9-10 классах сложные философские вопросы проходить рано! Изучать «Войну и мир», «Преступление и наказание», Булгакова и прочих – сложно и рано! Их изучение – это, по сути, навязывание подросткам тех мыслей и идей, которые вынес из этих произведений учитель». Как сообщает издание, Нилова поддержал и племянник российского президента Роман Путин, занимающий должность председателя Русского академического фонда. Он сообщил, что в школе «Войну и мир» тоже не читал. Ранее министр культуры Владимир Мединский также высказывал мнение, что и «Преступление и наказание» нужно изъять из школьной программы.

Что же происходит конкретно в 70-е годы, может быть, в самом конце 60-х и в начале 70-х в Новгороде? Происходит вот что. Новгородцы, прежде всего боярская аристократия, испытывая постоянное давление со стороны Московского великого князя и тяготясь, естественно, этим давлением, пытаются сначала сменить церковную власть. Напоминаю вам (мы этот материал проходили), что тогда, в конце XV века в Москве был автокефальный митрополит, и его независимость от Константинопольского патриарха уже признали на Востоке, признали восточные православные, а в Киеве был другой митрополит, то есть литовский митрополит, который вернулся в подчинение Константинопольскому патриарху. После упразднения Унии Константинопольский патриарх более униатом не был. Унию они разорвали, после того как турки на них свалились. Скончался святитель Иона Новгородский, последний архиепископ вольного Новгорода. Предстояли выборы. Потому была совершенно прекрасная возможность.

После отъезда моих сыновей произошел опять, страшный случай, но опять Любовию Божьей, прошел благополучно. Бывая в городе, я навещала семью контр — адмирала в отставке В., принимая участие в их горе. У них было трое взрослых сыновей и все участвовали в воcстании, средний смог скрыться, старшего видели, как красноармейцы схватили и потащили в тюрьму, а младший, по словам очевидцев, был убит. О том, как убивались и в каком отчаянии были родители, писать не буду. По младшем служили панихиды на дому. Вернувшись, один раз из города, я под вечер, была одна на берегу Волги и слышу, словно кто-то назвал меня по имени. Обернулась, кругом сосны и никого. Слышу уже громче свое имя и вижу за деревом какого-то бледного мужчину в серой куртке. Я не узнала его, но подошла и спрашиваю, кто он, а он говорит: «Дайте мне напиться и кусок хлеба. Вы меня не узнаете? Ведь я Стива В. Т. я ранен в грудь и пробираюсь лесом куда глаза глядят». Я остолбенела. «Стива, ведь вас считают убитым. Как же Вы спаслись?» Он мне сказал, что когда подбирали убитых и перенесли их в Красный Крест, то сестра увидела, что он жив и перенесла в лазарет и т. к. из лазарета брали, все равно всех на расстрел, то они переодели его в серую куртку и ночью, рискуя жизнью, вывели за город.

После той «ампутации», которая последовала благодаря приказу генерала Кутепова, корпус мог начать новую жизнь, развивая свои внутренние потенциальные силы. Острота политического положения немного сгладилась: французы поняли, что признание авторитета ге­нерала Врангеля выгодно для того, чтобы организованно справиться с затруднениями, вставшими перед ними, как только они попробо­вали подорвать его авторитет. Из области разговоров вопрос о рассе­лении в славянские страны переходил уже в область фактов. Обста­новка потребовала совместного сотрудничества Верховных комиссаров и генерала Врангеля, — и хотя формальное юридическое признание за ним прав Главнокомандующего было невозможно после деклара­ции французского правительства, эта обстановка потребовала факти­ческого признания его власти.

Крестьянство — кость в горле любой социальной утопии, поскольку какой бы умовообразимый порядок ни наводился в обществе, если он противоречит естественности человеческих взаимоотношений, то будет непременно торпедирован стихией крестьянского бытия. Вот что писал Ленин в 1905 году: «Мы поддерживаем крестьянское движение, поскольку оно является революционно-демократическим. Мы готовимся (сейчас же, немедленно готовимся) к борьбе с ним, поскольку оно выступит как реакционное, противопролетарское. Вот суть марксизма в этой двоякой задаче...» И еще и того чище: «Мы сначала поддерживаем до конца, всеми мерами, до конфискации крестьянина вообще против помещика, а потом (и даже не потом, а в то же самое время) мы поддерживаем пролетариат против крестьянина вообще».

Брошенный на произвол судьбы Севастополь, как мог, защищал себя сам. Повезло, что союзники после Альмы не предприняли сразу решительный штурм почти неукрепленного города. Их медлительность дала время для чуда, совершенного тремя адмиралами, одним инженером и целым городом… Под командованием Корнилова, Нахимова и Истомина весь Севастополь, включая женщин и детей, днем и ночью возводил укрепления, спроектированные гениальным Тотлебеном. Флот был принесен в жертву обороне города. Синопские победители пошли ко дну в родной гавани, дабы своими деревянными телами закрыть вход в нее неприятелю…

9 января 1996 года боевики вторглись в дагестанский город Кизляр, а потом под прикрытием заложников заняли оборону в селе Первомайское, в котором развернулись ожесточённые бои. Руководили действиями террористов одиозный сторонник Джохара Дудаева Салман Радуев и полевой командир, выпускник Орджоникидзевского пехотного училища Хункар-Паша Исрапилов. Также к диверсии были привлечены отряды Айдамира Абалаева, Турпал-Али Атгериева, Мусы Чараева, Ломали Нунаева и Хасана Долгуева. План бандформирований в общих чертах повторял события в Будённовске (Ставропольский край), где группировке Шамиля Басаева удалось захватить больничный комплекс. Тогда российские войска попытались взять медучреждение штурмом, но их наступление захлебнулось.

16 января 1961 года произошли народные волнения в Краснодаре. Разгневанные советские трудящиеся захватили здание крайкома КПСС и разгромили его. Партийным чинам пришлось спасаться бегством, а первого секретаря местного горкома, который хотел утихомирить толпу, закидали камнями.