На просторе южных степей, где когда-то обитали хазары, половцы, печенеги и скифы, где до сих пор можно найти фигуры каменных баб на буграх, в степи, в глубоких балках - немые памятники исчезнувших народов; где когда-то татарские орды Чингис Хана и Тамерлана прошли, неся гибель и разрушение; где Царь Петр выковывал Великую Россию, - в конце 1917-го и в начале 1918-го годов разыгрались трагические события, успешный исход которых мог изменить судьбы мира.

На Парчу мы явились в конце января 1932 года. Не надо думать, что мы забыли обо всех. Нет. Ни о матери, ни об отце, ни о сестрах и младших братьях мы не забывали никогда. Но теперь, уже на подходе к тому самому месту, где почти семь месяцев назад оставили их, чувства сыновнего долга была до глубины души обострены и мы с содроганием ловили себя на неотступных мыслях: "Живы ли они? Да неужто?.."

Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826) является самой масштабной фигурой русского консерватизма в первой четверти XIX века. В России он сыграл такую же роль, как и Э. Бёрк в Англии, Ж. де Местр и Ф. Р. Шатобриан во Франции, А.-Г. Мюллер в Германии. То есть его смело можно называть одним из основоположников мировой консервативной мысли. Однако, Карамзин пока большей частью известен как историк и литератор, нежели консервативный мыслитель.

13 февраля 1806 года родился замечательный русский флотоводец вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов. В представлении Корнилова на должность командующего Черноморским флотом адмирал Лазарев сказал, что именно Владимиру Алексеевичу можно «без опасения в критических обстоятельствах доверить и честь флага, и честь нации».

В своей квартире, где снарядом была разбита стена и окно, о. Николай приютил сразу несколько семей расстрелянных офицеров, которым некуда было пойти, повсюду шли аресты. Было очень тесно, но жена Анна (в девичестве Иванцова-Платонова, дочь известного протоиерея Александр, писателя и богослова), всех устроила.

Борис Годунов был так же избран на престол земским собором, как и в 1613 году будет избран первый Романов, царь Михаил Федорович. И так же православный русский народ этим избранием его легитимизировал. Прочтите книгу нашего современника и моего доброго друга Владимира Видеманна «Знаки империи». Правда, то довольно трудно, она издана в Берлине, но может быть, у нас тоже издадут. Автор обращает внимание на то, что вообще-то православного царя легитимизирует Господь, но отнюдь не непосредственно, а через церковный народ, ибо церковный народ, в сущности, и есть церковь. Потому Видеманн даже называет византийскую монархию «самодержавной демократией», это его термин. Это близко, кстати сказать, и моему представлению. В силу того царь Борис Федорович был безупречно легитимен, столь же легитимен, сколь и царь Михаил Федорович.

Познакомилась я в Посаде с семьей графа Ю. А. Олсуфьева, принявшей в нас, сердечное участие, но они, тоже были, совсем разорены, и хоть очень хотели бы, но мало чем могли помочь. Граф, в то время, заведывал архивом Лавры, стараясь, что можно, из ценных, исторических документов сохранить от варварских рук большевиков. Он принес мне, однажды, для прочтения письмо, со словами: «Это я храню, как зеницу ока». Письмо пожелтелое от времени, с сильно полинявшим чернилом, было написано, собственноручно Святым Преподобным Серафимом Саровским — Мотовилову. В письме было предсказание о тех ужасах и бедствиях, которые постигнуть Россию, и помню только, что было в нем сказано и о помиловании и спасении России.

7 марта возвращавшемуся от Камчатского люнета на Малахов курган начальнику Корниловского бастиона Владимиру Ивановичу Истомину оторвало голову вражеским ядром… Изувеченное тело погребли в склепе Владимирского собора – рядом с его наставником адмиралом Лазаревым и другом адмиралом Корниловым. Во время панихиды Сергей боялся посмотреть на Павла Степановича, боялся прочесть на его лице мысль, которую уже ясно прочел однажды, над гробом Корнилова. Это была даже не мысль, а твердое знание и решимость. Знание, что на четвертой надгробной плите в этом склепе будет выбито его имя, и решимость – не пережить Севастополя, в возможность спасения которого он не верил никогда.

Докфильм

Софья Ковалевская стала первой женщиной-математиком в России и первой в мире женщиной-профессором. Однако у нее было еще одно страстное увлечение — она писала книги. В письмах к друзьям она признавалась, что всю жизнь не могла понять, к чему она привязана больше ― к математике или литературе. Вместе с порталом «Культура.РФ» вспоминаем произведения Софьи Ковалевской.

Чайная "Тверь" в Прогонном переулке за Невской заставой была постоянным местом встреч рабочих-монархистов, там в основном собирались после трудового дня рабочие Невского судостроительного завода, бывшие членами Союза Русского Народа и других черносотенных организаций. Вечером 27 января в помещении взорвались две бомбы – именно в то время, когда в харчевне происходило собрание. Затем выбегавших из чайной расстреливали из револьверов.

...

Всё происходящее в нашей стране в последний год напоминает воландовский сеанс чёрной магии в варьете. Публике показали фокусы, публике создали иллюзию падающих с потолка купюр и того, что… «мы стали более лучше одеваться». Но, вот, под адский марш и хохот представление заканчивается, и публика обретает себя на улице в чём мать родила. Впрочем, в романе Булгакова Воланд со свитой улетели, у нас же пиршество в самом разгаре. И одним из символов его стал ЦУМ, в витринах которого были выставлены сатанинские символы: пентаграммы, окровавленная шапка Мономаха, перевёрнутая собака с надписью «dog» («god» - Бог по-английски) и т.д. и т.п. Эта витрина стала своеобразной декорацией нового политического сезона.

Господа, напомню вам вкратце историю западной Руси. Она была Русью, она осознавала себя Русью. Ни один русский человек не называл себя ни «украинцем», ни «белорусом» не только в XIII и XIV веках, но и в XV, XVI, XVII веках. Западная Русь приняла Литовскую власть и литовскую династию. Была одна область, составившая исключение, — Галиция или Галичина. У нее была особая судьба. Еще в 60-ые годы XIV столетия ей довелось попасть в другие руки. Там была своя история, о которой вы, надеюсь, прочитаете по книгам. То есть, во-первых, Галицко-Волынское княжество раскололось на Галицкое и Волынское. Заметьте, что Волынское княжество пыталось и Литву сделать православной. Помните, да? Это наша старая тема. Великий князь Даниил Романович своего сына Шварна Даниловича посадил-таки Литовским князем. И четыре года Шварн Данилович правил. Но княжество распалось, распад продолжался.

Маленький кабинет в нижнем этаже дворца был погружен в полумрак. Николай лежал на своей узкой походной кровати, которую даже в дни болезни не пожелал поменять на более удобное ложе. Никаких перин – только кожаная подушка и шинель вместо одеяла. Как надлежит солдату… Вот и пришел генерал Февраль, на которого столько надежд возлагалось… Да только не за неприятелем пришел, а за ним.

Знавшему диссидентство изнутри со времени его возникновения, мне смешны страсти обличителей, поскольку всех хоть мало-мальски активных диссидентов можно было без напряга разместить в одной московской коммунальной кухне, а уж в одной бутырской камере и того проще. Не только в те времена, но и в нынешние — кто держал в руках хотя бы намек на политическую программу, сочиненную бывшим диссидентом? Кроме Глеба Якунина да Сергея Ковалева, кто-нибудь из бывших диссидентов, вообще, известен в стране? Есть, правда, еще Валерия Новодворская с ее своеобразно развитым революционным воображением. Есть еще поэт Евгений Евтушенко, на своем юбилее заявивший в телекамеру: «Мы дали вам свободу!»

Книга воспоминаний потомственного мологского крестьянина Павла Ивановича Зайцева (1919 — 1992), главы которой предлагаются ныне читательскому вниманию, пролежала в столе автора с 1975 года — жизнь научила Павла Ивановича осторожности. Ведь вспоминает он о быте, местах, укладе, безжалостно уничтоженных коммунистами, не пожелавшими, как известно, “ждать милостей от природы” и использовавшими полурабский труд своих подданных на бредовую, адскую перекройку ее вплоть до несостоявшегося (слава Богу!) поворота северных рек, который окончательно погубил бы Россию.

Потерпев военное поражение, Белые полки покинули пределы России, унеся за рубеж и сохранив там национальные духовные ценности. Белая Идея, которой до конца оставались верны те, кто пошел в бой с III Интернационалом, остается действенной и живой и поныне, в то время как марксистско-большевицкая идеология показала всему миру свое полное банкротство. Идея мировой революции оставила после себя уродливого ребенка — глобализацию. Бывшая коммунистическая номенклатура, зацепившаяся за власть, встраивает теперь свои полуразрушенные страны на правах второочередных пособников в новый глобальный миропорядок. Только теперь, вместо «пролетарской революции», самобытные культурно- исторические формы человеческого существования подвергаются информационному и военному разрушению.

Нам остается сказать несколько слов о нашем флоте. В декабре 1920 года решилась его судьба. Слухи о переводе его в Катарро оказа­лись преждевременными. Для покрытия издержек по эвакуации, по­несенных Францией, было передано ей для эксплуатации 50 000 тонн торговых судов, а военные суда, под андреевским флагом, отошли в Бизерту.

Удивительное сказание о невольниках, освободившихся из турецкой каторги в 1643 году. Самое тяжелое бедствие, испытанное южно-русским народом в течении его исторической жизни, составляли татарские набеги, мешавшие мирному культурному развитию в течении почти трех столетий. Начавшись со времени Менгли-Гирея во второй половине XV века, набеги эти продолжались до второй половины XVIII столетия. На рынках Кафы, Очакова и других портовых городов Крымского ханства ежегодно продавались тысячи, иногда десятки тысяч южно-руссов; многие из них развозились как товар по всем рынкам Средиземного моря, обращались в домашнюю прислугу или рабов.