Итак, китайскую эстафету от графа Николая Муравьева принял блистательный дипломат и разведчик Николай Павлович Игнатьев. Его роль в истории присоединения Приморья недооценена. Между тем, деятельность Н. Игнатьева напоминала не дипломатическую волокиту, а захватывающий детектив. Для любителей детективного жанра изложим чехарду несусветных приключений и опусов, по пятам преследовавших молодого дипломата на протяжении двух лет. Сначала о герое запутанной истории подписания Пекинского договора, решившего предназначение одного из красивейших и важнейших регионов планеты.

Всякий несогласный с национальной политикой Кагановича подвергался травле. Особенно доставалось литераторам. На них лежала обязанность развивать самостоятельную литературу на украинском языке, но они, как и большинство украинцев, нового языка не знали и накликали на себя обвинения в «неуцтві», «рабской зависимости» от «русской языковой, буржуазной по сути своей, традиции»[400]. В числе прочих критике за употребление «русизмов» подвергались Павло Тычина, Владимир Сосюра, Максим Рыльский, Юрий Яновский, Петро Панч, Иван Ле, Андрей Головко, Валерьян Пидмогильный, Григорий Косынка, Семён Скляренко, Иван Микитенко, Мыкола Хвылёвой, Юрий Смолич, Юрий Шовкопляс и другие. «Современный писатель украинский, за небольшим исключением, украинского языка не знает. Ему нужно взять в руки «Изюмова»[401] (имелся в виду «Словник», составленный известным украинизатором, мовознавцем Изюмовым); «даже выдающиеся поэты и писатели-стилисты нарушают правильность, и чистоту и портят эффекты художественного достижения ненужными ошибками и абсолютно противными духу украинского языка русизмами»;[402] «даже в языке самых лучших современных писателей рядом с прекрасными неологизмами случаются совсем не нужные москализмы»[403] - били тревогу подручные Лазаря Моисеевича и категорически требовали: «Писатели должны выучить язык»[404].

Вскоре после трагического отречения Государя Императора Николая Александровича от Престола, которое произошло 2-го марта 1917 г., всю Россию облетело известие, что именно в этот день в селе Коломенском под Москвой (в 6 верстах от Даниловской заставы) произошло чудесное явление новой иконы Божией Матери, названной «Державной», т.к. Царица Небесная была изображена на этой иконе как Царица земная. Пораженный этим известием, в начале лета 1917 года я решил отправиться в Москву и попытаться пробраться в село Коломенское, чтобы поклониться новоявленной иконе и лично узнать обстоятельства ее явления.

В 2022 году исполняется 100 лет событиям в Шуе, когда большевики, воспользовавшись голодом в стране, открыли очередной этап гонений на Русскую Православную Церковь, проводившийся под видом изъятия церковных ценностей при непосредственном руководстве правительства, которое тогда возглавлял В. И. Ленин.

Первопоходники выставлялись какими-то кондотьерами. Какими-то продажными шпагами. Каждый, мол, из них получает громадное жалованье - либо звонкой монетой, либо в иностранной валюте. Форма на них - с иголочки! Они снабжены мощной артиллерией, эскадрильями аэропланов, несчетным количеством пулеметов. В санитарном отношении - изобилие и богатство!.. Мы, сидевшие тогда в Петербурге, отрезанные от внешнего мира, читая все это с замиранием сердца, радовались бесконечно. Увы, тем горше было разочарование, когда мы узнали всю правду от смельчаков, тайно пробравшихся к нам с Кубани и Дона.

Убежденный русофоб с диктаторскими замашками, Лазарь Моисеевич вполне подходил для выполнения функций главного украинизатора Малороссии. Только такой деятель, жестокий и беспощадный, мог решить поставленную задачу. Задача, между тем, была непростая. Южная (малорусская) ветвь русского народа, теперь официально называемая украинцами, украинизироваться не желала. Нового языка население не понимало, не принимало и не хотело принимать. «Особенно нужно знание украинского языка, потому что его никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать» - жаловался один из украинизаторов и предупреждал: «Не овладев, как следует своим языком, общество не сможет осуществить великие задачи нашей эпохи, не сможет, как говорит т. Троцкий, «объять своею мыслью всю природу, всю жизнь до самых ее основ».[322] (И вновь-таки, почему общество должно считать своим язык, которого «никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать», не пояснялось).

Подвижники науки всегда были в самом эпицентре бурлящего времени. Они работали в труднейших условиях, доказывая, что все трудности преодолимы. Герой моей книги «Крылатый металл. Русский прорыв», (М., ВИАМ, 2017, 2020) – один из них. Портрет своего деда - русского инженера Ивана Ивановича Сидорина я попыталась представить на фоне сложной, противоречивой и вместе с тем великой эпохи. Члены Воздухоплавательного кружка, основанного Николаем Егоровичем Жуковским в Императорском Московском техническом училище, посвятили всю свою жизнь авиации и машиностроению. Они знали, что время не ждет, и работали на пределе человеческих возможностей. Судьбоносный, трагический, переломный 1918 год ознаменовался созданием Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ).

...

Псевдобелые петлюровцы активизировались в дискредитации Белой Идеи и Белых Героев в глазах русских людей. Они занимаются этим с 14-го года, предсказуемо занялись вновь. На этот раз мерзавцы пытаются выставить "петлюровцем" барона Врангеля. Ну, что ж, мы недаром издавали книгу материалов белых вождей и идеологов, а также дореволюционных публицистов, посвящённых украинству. Т.ч. ответ выруси, упорно марающей белое знамя, у нас имеется. И мы будем на постоянной основе публиковать эти материалы, дабы г-да петлюровцы не вводили в соблазн людей, в вопросе не искушённых. А для начала мы предлагаем вниманию читателей старую-добрую статью СиПа, дающий исчерпывающее представление о взглядах Петра Николаевича на украинский вопрос.

Евгений Иванович Замятин (1884 – 1937), классик новейшей русской литературы, теоретик писательского мастерства. К 1966 году – об этом времени и пойдёт речь в моих воспоминаниях – были известны его два романа, восемь повестей, двадцать семь рассказов и пять пьес. После стихийной публикации на Западе романа Замятина «Мы» на его Родине развернулась разнузданная травля, в результате которой писатель вынужден был на время покинуть Россию, и после недолгого пребывания в Риге и Берлине осел в Париже, где скончался 10 марта 1937 года. Похоронен на пригородном кладбище Тие. Горстка друзей провожала в последний путь Евгения Ивановича, среди них – Марина Цветаева. Об этом она сама напишет, как «растравительно горько» было прощаться с таким замечательным человеком. Помещённые записки относятся к начальной поре исследования творчества Замятина в нашей стране.

Будущее России во многом определяется тем, какими станут новые поколения, как они будут ощущать себя в отношении к прошлому, настоящему и будущему своего народа. Народ как историческое единство возрастает из исторического духовного опыта поколений и держится на фундаменте этого опыта. У каждого народа свой исторический опыт. И есть ещё опыт народов, связанных единством прошлой совместной жизни, судьбы и современной реальностью. Это опыт многовекового исторического бытия в одной стране.

18/31 декабря 1949 года в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле состоялся очередной постриг. Отцу Кириллу Зайцеву было наречено имя в память одного из первоучителей славян – равноапостольного Константина. К тому времени он уже приступил к исполнению весьма ответственного послушания, которое во многом определяло весь его оставшийся земной путь. Основатель Духовной семинарии в Джорданвилле архиепископ Восточно-Американский Виталий (Максименко, 1973–1960) после направления на епископскую кафедру владыки Серафима (Иванова, 1897–1987) пригласил о. Кирилла занять место редактора «Православной Руси».

Не случайно первопоходники, где бы, в каких бы местах земного шара они не находились, отмечают ежегодно, в день 9/22. февраля свой поход и стремятся в этот день не только вспомнить славное прошлое, но и приобщить к светочу, зажженному их вождями в 1918 г. на полях Дона и Кубани, возможно большее число русских людей и, особенно, озарить им души молодого, подрастающего поколения. Ибо в те незабвенные дни похода их собственные души, озаренные этим светочем, вознеслись на такие горние высоты, которые приблизили их к Богу и тем дали возможность выполнить величайшую задачу, гласящую: «нет больше той любви, если кто душу свою положит за друзей своих».

И революционеры, и глава охранительных сил Государства Российского одинаково ошиблись в своих предположениях. Но они не ошиблись в интуитивной оценке событий, последовавших за провозглашением Реформы. Однако, только мы, свидетели дальнейших путей русской государственности и русской общественности, можем оценить всю значительность следующего отрывка из частного письма, принадлежащего перу одного относительно незначительного революционного деятеля описываемой эпохи: «Здесь проезжал полковник, ходивший на усмирение крестьян в Пензу, и рассказывал, что там взбунтовалось тысяч 30, но которые были разъединены. Над первой толпой, встретившей их и состоящей, по крайней мере, тысяч из 12, развивалось красное знамя... Вот оно, красное знамя, начинает развиваться и у нас и осенять собою толпы собравшихся, хотя и невооруженных, но все-таки на защиту великого дела социализма - общинного владения землею». Это сообщение отвечает действительности. О красном знамени сообщает и генерал Дренякин в донесениях Государю.

Он чувствовал удовлетворение и радость... Он прошел к своей любимице, семилетней Великой Княжне Марии Александровне. «Я хотел расцеловать свою дочь в этот лучший день моей жизни», - говорил он впоследствии. Не мог он не вспомнить в этот великий день и о своем отце, который, по преданию взял с него на смертном одре слово освободить крестьян. На прогулке в коляске он на несколько минут становился перед памятником «Незабвенному», накануне (в годовщину кончины) украшенному цветами: мысленно он соединился с тем, кто лучше, чем кто бы то ни было другой, способен был понять владевшие им чувства. Никто в столице не знал о совершившемся: дело подготовки освобождения крестьян держалось в строжайшей тайне. Печатание положений и Манифеста шло с лихорадочностью. В помощь казенным типографиям были привлечены частные. Набор развозили по ночам в придворной карете с охраною. Служащие и рабочие связаны были обязательством ничего не разглашать. При всяком выходе из типографии они подвергались обыску. Листы печатались в типографии Второго Отделения и в Сенатской типографии. С 12 февраля началась фальцовка и брошюровка в залах Первого Кадетского корпуса (в тех самых, где, как известно, происходили заседания Редакционных комиссий). Там же Положения и Манифест укладывались в кожаные чемоданы в полтора аршина длиною и в лубочные ящики в два аршина длиною. Все залы корпуса были завалены печатною бумагою - обучение кадет гимнастике и фронту было прекращено.

Могучий Самодержец, которого сегодня благочестиво поминает Русское царство, не был только олицетворением нашей внешней силы. Если бы он был только этим, то его слава не пережила бы Севастополя. Но за суровыми чертами грозного властителя, резко выступавшими по требованию государственной необходимости (или того, что считалось за такую необходимость), в императоре Николае Павловиче таилось ясное понимание высшей правды и христианского идеала, поднимавшее его над уровнем не только тогдашнего, но и теперешнего общественного сознания. Не перед одною же внешней силой преклонился гений Пушкина и не одна грандиозность привязала к государю сердце поэта! Лучшая сторона характера и образа мыслей императора Николая I, хорошо знакомая в кругах, близких к престолу, скрывалась и доселе скрывается для большинства за подавляющим обликом державного великана. В нынешний день, когда всюду поется вечная память императору Николаю Павловичу, хорошо напомнить именно эту, менее известную, человечную и духовную сторону его личности: земное величие проходит; для императора, потрясенного и сокрушенного внешними неудачами и внутренними разочарованиями, - блеск этого величия померк еще ранее смертного часа, - только добро и правда, связанные с высшей природой человека, достойны вечной памяти.

Но, от речного романа – к морской романтике. Тем временем стрелка компаса международной напряженности указала на юго-восточное направление; требовалось срочно занять бассейн реки Уссури и установить защиту тихоокеанского побережья от англо-французского посягательства. В этом раскладе Муравьев-Амурский получил полномочия на разграничение с Японией и закрепление Сахалина за Россией. Как-то в беседе с Муравьевым декабрист Михаил Бестужев заявил: «Грех, если русские не отыщут открытого порта на юге». Он видел необходимость создания «второго Севастополя на Тихом океане». Адмирал Василий Завойко также подсказывал необходимость поиска южной гавани для морской крепости. Следуя дружеским пожеланиям, генерал-губернатор настроился на обследование берегов залива Петра Великого, который раскинулся чуть ли не на двести миль.

...

...

205 лет назад родился Иван Фёдорович Александровский – художник, фотограф, педагог в гимназии, изобретатель стереоскопического фотоаппарата, изобретатель устройства для подъёма затонувших судов (мягких понтонов). Наибольшую известность он приобрёл как создатель первой в России подводной лодки с механическим двигателем проф. С.И. Барановского, работающем на энергии сжатого воздуха. Лодка была построена в 1866 г. на Балтийском заводе в Петербурге, имела на вооружении две мины.