На исходе второй ночи, проведенной в поезде, мы прибыли в Москву. В сопровождении тех же красных охранников меня пешком отвели на Лубянку, в страшную тюрьму, ставшую одновременно главным штабом ЧК. Не успела я войти в дверь, как охранник сообщил мне, что меня хочет видеть Петерс [2], литовец [3], одно имя которого заставляло всех дрожать от страха [4].

Только лишь мы прибыли в Пермь [3], нас высадили из поезда и пешком повели до тюрьмы, расположенной в нескольких километрах от вокзала. Графиню Гендрикову, m-lle Шнейдер и меня поместили вместе в одной камере. Едва затворилась дверь, как уже принесли жалкий ужин. Надзирательницей была женщина старорежимная. Она служила в тюрьме уже много лет и проявляла человечность, насколько позволяли обстоятельства.

…Дуэль вышла из-за женщины. Кончилось в лермонтовском духе: вместо разжалования в матросы, послали на фронт, в Дикую дивизию. Сам напросился. Когда же пришел прощаться в своей темно-серой черкеске, с черным башлыком наотмашь, у бедра - казачья шашка, а у пояса - кинжал в серебре, а тут еще свежий ореол бреттера и рыцаря женщин, - можете себе представить успех! Ночь напролет провожали у цыган. Так вот и попал в «кунаки».

...

В великой Совдепии, при всей её специальной строгости к «бывшим людям», всяким там дворянским капиталистам и просто антикам, находились места, куда эти последние прятались, прикинувшись каким нибудь мелким спецом, а если шли по ремесленной части, то даже могли вполне нормально существовать (конечно, без громких объявлений о прошлом). Одним из таких мест был театр. Почти каждый театр в Ленинграде держал на разных, порой неожиданных должностях кого – нибудь из «этих». Внутри труппы все знали про списанного пораженца, но из каких – то суеверий даже стукачи – профессионалы на него не доносили и давали человеку понемногу жить при себе, а может быть, даже и гордились своим терпением по его поводу. В начале шестидесятых в небольшом областном питерском театре обнаружил я такого антика на должности пожарного – «ночного директора».

Появление Всероссийского комитета помощи голодающим раскололо интеллигенцию. Еще совсем недавно, до октябрьского переворота, ее объединяли сакральная идея народного блага и стремление (зачастую умозрительное) к самопожертвованию, возвышенные мечтания и эпизодические упражнения в самоотверженности. За годы всероссийской голодовки, названной военным коммунизмом, когда большевики перераспределили в свою пользу все ресурсы страны ради победы в гражданской бойне, доктрина служения народу изрядно потускнела, а категорический императив долга утратил былую безапелляционность. Прежняя способность к состраданию наряду с готовностью претерпеть всяческие гонения, а при необходимости сложить буйну голову на алтарь социальной справедливости, не выдержали испытания ежедневной практикой выживания в условиях перманентного террора и темного, стихийного, полуголодного существования.

Скачет непобедимый гусар по России, по кавказским долинам, по дорогам Германии и Франции. Гусарский дух не затеряется, не сотрётся, а Давыдову удавалось, отбросив классический ментик, показать и мудрость, и нежность.

До Первой мировой войны Россия производила свыше четверти всего мирового урожая зерновых, ежегодно вывозила на европейские рынки до 20 процентов культивируемых злаков (свыше 600 миллионов пудов зерна, преимущественно пшеницы и ячменя) и была основным поставщиком хлеба в Швецию, Норвегию, Голландию, Италию и Германию. Положительный торговый баланс обеспечивал государству до 300 миллионов рублей дохода в год1. Беспрецедентный продовольственный кризис, порожденный Гражданской войной, превратил сельскохозяйственную державу в гигантский эндемический очаг всеобщего недоедания, для горожан регулярно оборачивающегося настоящим голодом. Осенью 1920 г. голод полностью охватил Калужскую, Орловскую, Тульскую и Царицынскую губернии; зимой жертвами его стало население еще пяти губерний2.

1930 год. Как и по всей стране, в Болотнинском районе Новосибирской области одновременно с коллективизацией шло массовое раскулачивание. Это горе затронуло каждую деревню. Память о тех страшных временах жива до сих пор среди жителей села Корнилово. Было раскулачено, по воспоминаниям старожилов села Корнилово, 15 семей: три семьи Ивановских (Сергей, Александр, Алексей), две семьи Левчук, три семьи Кармановых: Николай Александрович, Иван Федорович, Карп Федорович, две семьи Асановы, Котовы, три семьи Каменевых, Елгины, Басалаевы.

Заслугу в индустриализации страны и ее спасении часто приписывают Сталину, однако не все так просто Как свидетельствует недавний опрос "Левада-центра" положительное отношение жителей нашей страны к сфигуре Иосифа Сталина достигло исторического максимума. С "уважением", "восхищением" и "симпатией" к Сталину относятся 46% опрошенных.

В 1930 году Сталин провозгласил: «Мы вступили в период социализма». Но как совместить социализм с карточной системой, официально существовавшей с 1928 по 1935 годы? Форсированная коллективизация, начатая в конце 20-х, привела к резкому падению сельхозпроизводства и вызвала кризис продовольственного снабжения. Сказалась ликвидация частной торговли. Из-за продовольственного кризиса с зимы 1928-29 годов в городах СССР по карточкам стали распределять хлеб, а затем и иные продовольственные и промышленные товары. Нормы снабжения Москвы и Ленинграда в 1929-30 годах.

• Сергей Волков (доктор исторических наук, профессор ПСТГУ) • Константин Залесский (историк, журналист, РИСИ)

...

С точки зрения законников, он был мелочник. Крал пайки, ложки, не брезговал портянками. Крал у каждого безо всякого разбора. Для него не существовало правил и законов. Воровская мораль была ему чужда. У него было одно желание — поесть. К этому он стремился всеми путями. Когда его били, а били его часто, он не кричал. Если можно было вырваться — вырывался и исчезал. Спал со мной рядом и часто давал докуривать бычки, а если охота проходила удачно, то и целые закрутки.

Два красных солдата отвели меня в штаб ЧК, и я предстала перед трибуналом [2]. Он состоял из пяти человек, включая, как я узнала позже, комиссара Войкова, который был потом убит (кажется, в Лозанне) [3], и Медведева [4], одного из палачей Царской Семьи. – Зачем Вы приехали в Екатеринбург? Что вы делали вчера перед домом, где содержится бывший царь? Зачем вы пытались его увидеть? Какое сообщение Вы ему передали? Вопросы поступали так быстро, что я не успевала на них отвечать. Наконец, мне удалось объясниться, представляя те же доводы, что раньше Белобородову и Авдееву, не зная, что последний был уволен и заменен Юровским Яковом [5] сразу после того как он позволил [красноармейцу] передать мне весть от Царя [6].

Через несколько дней после посещения доктора Деревенко я с большим удивлением встретила в дверях гостиницы Великую княгиню Елизавету Федоровну, сестру Императрицы и вдову Великого князя Сергея, генерал-губернатора Москвы, убитого во время революции 1905 года. Великая княгиня, основавшая после смерти мужа больницу [2], прибыла в монашеском одеянии и в сопровождении инокини. Затем она рассказала мне, что советские власти выслали ее в Сибирь, и что она только сегодня приехала в Екатеринбург под конвоем красноармейцев, но пока ее оставили на свободе под надзором [3].

В том, что преуспевший советский ученый занялся продажей автомобилей, не было ничего необычного. Даже учреждения, далекие от коммерции, например Центральный Комитет КПСС, ударялись в бизнес. Комплекс в стиле «арт нуво» на Старой площади, где располагался ЦК, был традиционным средоточием власти в СССР. Стоянка перед ним всегда была запружена черными и серыми «Волгами» в идеальном состоянии, водители послушно дежурили рядом. В зданиях Центрального Комитета было около тысячи кабинетов. Здания соединялись пешеходными пролетами и тоннелями.

Самые яркие воспоминания детства — моменты, когда в доме появлялся хлеб. 50 граммов на человека — это был праздник. Я его не ела, потому что было жалко, а прятала под одеялом. Его съедали сестры. Я не обижалась и не плакала, считала, что они более достойны этого куска хлеба. До сих пор удивляюсь, почему я тогда не чувствовала голода. Из-за еды я плакала в детстве всего один раз — когда нечаянно проглотила карамель. Было обидно, что не распробовала вкуса. Мама успокаивала: мол, конфета в моем животе, — но мне от этого было не легче. Манную кашу я впервые попробовала в 15 лет. До сих пор помню тот удивительный вкус.

26 мая 2024 года исполняется 100 лет Обществу ветеранов Великой войны в Сан-Франциско. Сейчас об этом красивом викторианском доме, расположенном в живописном районе города, знают, к сожалению, только специалисты и любители русской истории. Хотя здесь живут люди, и тут же находится музей с замечательными редкими экспонатами. Как же сохранить это наследие и что можно сделать, чтобы оживить жизнь в доме ветеранов, частичке русского Зарубежья в Калифорнии? Чтобы ответить на эти вопросы, давайте для начала пройдемся по этажам этого дома и обратимся к замечательной истории создания Общества русских ветеранов 1-й мировой войны. Инициативная группа русских офицеров в составе одиннадцати человек в 1924 году дала жизнь новой организации. Редакция нашей газеты не могла не отметить эту знаменательную дату. Внимательно просмотрев первые номера “Вестника Общества Ветеранов”, мы составили краткую хронологию событий, касающихся создания общества, которую и предлагаем нашему читателю.

Луч скользнул ко мне на подушку, коснулся век моих золотою стрелою. - С добрым утром, милый луч. - Здравствуй! Я принес тебе весть из небесного мира. Сегодня праздник Отца, и Сына и Святого Духа. О, какое ликование, там в голубой вышине. Всеблагой посылает и на землю нам сегодня отблеск рая. - Сегодня наш праздник, праздник всей земной жизни, - зашептала ветка березы, воткнутая над моим изголовьем. - Сегодня праздник всех цветов и трав, - пролепетал букет, стоявший на подоконнике и вздрогнул от порыва набежавшего ветра. - Сегодня Троицын День, - сказала я себе. - Сегодня великий Троицын День!