Нельзя не отметить своеобразного издевательства советской власти над народом. Доведя его до голода и полной нищеты, советская власть заставляла всех петь бравурные песенки, написанные по заказу Лебедевым-Кумачом, композитором Дунаевским и другими: Широка страна моя родная, Много в ней лесов, полей и рек, Я другой такой страны не знаю, Где так вольно дышит человек! Известное "крылатое" выражение Сталина, выпущенное в то время и подхваченное всеми "подлизами" – "жить стало лучше, жить стало веселее!" – было в действительности издевательством над русским человеком. Не рискуя, нельзя было ничем и никак показать свое недовольство, всем надо было публично восхищаться и прославлять Сталина. Многие писатели стали изощряться в оригинальности хвалебных эпитетов Сталину: "родной" и "любимый" уже набили оскомину.

Сегодня трудно представить, что ещё в конце XIX - начале XX веков коренное население западноукраинских земель (Галиции, Буковины, Закарпатья), находившихся тогда в составе Австро-Венгрии, в национальном отношении не отделяло себя от великороссов и признавало родным русский язык. На русском языке творили местные писатели, выходили газеты, издавались книги. «Русский литературный язык различается от нашего галицко-русского наречия (говора) единственно немногими меньше понятными словами и иным выговором где-яких букв... - отмечалось в галицких учебниках грамматики. - Но мимо тех различий народ на всем том неизмеримом пространстве (речь шла о территории от Карпат до Камчатки - Авт.)… говорит одним и тем же русским языком, лишь одни с одним выговором, а другие - с другим»[76].

Накануне I Мировой войны французский экономист Э.Тери опубликовал книгу «Экономическое преобразование России». В ней он делал вывод, что если сложившиеся тенденции развития сохранятся, то к середине ХХ века Россия будет доминировать в Европе как с политической, так и с экономической и финансовой точек зрения. Эта популярная цитата несколько затерлась от частого употребления. Между тем, интересно обратиться к ее буквальному смыслу и посмотреть, куда же вели промышленность России эти самые тенденции, куда она могла бы прийти, если бы ее путь не был прерван.

Вдруг, впереди, за Белжецем (который закрывал нам горизонт), и довольно близко за ним, раздался «ураганный» огонь артиллерии. «Будьте уверенны» (с ударением на второе «е»), сказал наш подпоручик Максимовский, выпущенный к нам из Тверского Кавалерийского Училища во время мобилизации и еще не успевший отрешиться от кавалерийского жаргона, «что Рено стреляет!» (Подполковник Рено был командиром 4-ой батареи и имел репутацию лихого командира). Но звуки, долетавшие к нам, не были похожи на нашу орудийную стрельбу, а более - на разрывы! Прошло еще некоторое время, и наш командир батареи подполковник Сутковой был вызван на разведку. Кем, куда и почему - не знаю; в те времена мы еще считали, что интересоваться тем, что делают наши командиры, противоречит дисциплине. Итак, командир уехал и как в воду канул!

Да уж, жутко было, – вспоминал актер почти двадцать лет спустя. – Бои шли на улице Ленина, где находилась наша гостиница. Погибло много народу.
Те, кто уцелел, прятались в гостинице, по которой с ножами бегали какие-то люди. Они искали горничных, чтобы узнать, где живут русские, и вырезать их. Мы заперлись в номере, придвинув шкаф к двери для надёжности.
Это было очень страшно, и не было ощущения присутствия наших войск в городе. Нас никто не защищал. В огромное окно номера мы видели, как убивают наших на площади.

Генерал Милорадович – весельчак, гуляка, вечный холостяк – и терпеливый солдат. Царедворец – и жертва предательства. Герой без страха и упрёка. Историки и писатели внимательно изучали декабристов, подробно рассказывали о них – и потому о гибели Милорадовича в России знают многие, а о подвигах мы подзабыли... В походах 1813 и 1814-го он был гордостью русской армии – солдатский генерал, не знавший страха. Только двухсотлетие этих славных побед мы отметили глухо и тихо – по сравнению с таким же юбилеем Бородинской битвы.

Александр Сергеевич Строганов скончался в 1811 году вскоре после освящения Казанского собора, оставив наследникам помимо имущества долг в три миллиона, на погашение которого последним пришлось брать ссуду. В своем завещании сыну Александр Сергеевич писал: «Павел, сын мой, я тебе повторял сто раз - и днем и ночью, во всякое время и всюду, нужна вера в единого и истинного Бога. Он на небесах, он везде, без Него все ничто и все исполнено Им. Он велик. Он добр, я верю в Него. Сверх того, будь добрым русским, подчиняйся требованиям страны, где родились все твои. Будешь ли ты начальником или подчиненным, будешь ли ты при Дворе или не будешь, имей в глубине своего сердца следующие, многократно тебе мною говоренные слова: будь добр, будь прям, будь уверен, сын мой, что, когда желаешь того, что достижимо, достигнешь всего, чего пожелаешь. Мое самое большое желание, сын мой, чтобы цель твоей жизни заключалась в любви к правде, ко всему возвышенному, ко всему прекрасному».

Строгановы – эту фамилию носить, пожалуй, и повыше баронского и иного другого, кроме разве что царского, титула честь. Куда как повыше… Баронов-то пруд пруди, а Строгановы – одни. Из поморских земель вышедшие, крепкие и деловитые, они стали известны еще при Василии Темном, деньги на выкуп которого из плена дал Лука Кузьмич Строганов. Тесно было предприимчивым и основательным Строгановым на старой Руси, усобицами и набегами разоряемой. И пошли они в земли необжитые, пустые, полудикими племенами населенные. Федор Лукич, что потом иночество принял, основал солеварный промысел в Соли Вычегодской, с того и пошел расцвет и края, прежде неприютного, и фамилии…

Дмитрий Дмитриевич Плетнёв был расстрелян 11 сентября 1941 года в Медведевском лесу под Орлом, в числе других заключённых, по списку НКВД СССР накануне вступления в город частей вермахта... В 1985 году Верховный Суд СССР прекратил уголовное дело Дмитрия Дмитриевича Плетнёва и полностью реабилитировал его (5.4.1985).

Хотя, как правило, подобные решения оформлялись постановлением Политбюро ЦК ВКП(б). Обычно сколько просили, столько и давали. Но были и примеры сталинской «щедрости». Вот один из них, весьма показательный. Первый секретарь Кировского обкома Михаил Родин обратился с просьбой об увеличения «лимита» по первой категории на 300 человек, а по второй — на 1000. Сталин почему-то решил по-своему. Ему показалось мало, и резолюция гласила: «Увеличить по первой категории не на 300, а на 500 человек, а по второй категории — на 800 человек». Какая прозорливость! Он аж из Москвы видел — там, в Кирове, на 200 человек больше опаснейших элементов, заслуживающих расстрела. И главное, не зря его называли «великим дозировщиком». Он сохранил общий баланс в 1300 человек за счет сокращения подлежащих направлению в лагеря.

Авторская программа искусствоведа Савелия Ямщикова. Передача посвящена истории русского меценатства и сегодняшнем возрождении традиций прошлого.

XIV век — эпоха преподобного Сергия. Мы не всегда так говорим. Например, за последние сто лет уверенно держится почитание преподобного Серафима, столетие которого мы только что праздновали, столетие прославления, разумеется. Но ведь никто не скажет: «эпоха преподобного Серафима Саровского». Нет, так не говорят. Скажут: «Александровское время» — по императору. Или скажут: «эпоха Пушкинская». По царям, по правителям эпохи датируют везде только потому, что это очень удобно, как по имени святых государей, так и по имени негодяев. Это просто удобно, ибо даты правления всегда известны. А чтобы датировать по какому-нибудь другому лицу, надо что-то исключительное. И мы действительно не говорим: «эпоха Дмитрия Донского», хотя теперь даже и прославили и почитаем его как святого. Мы говорим: «эпоха Сергия Радонежского». То есть, преподобный в полной мере воплотил эпоху, он ее олицетворил, как никто другой, хотя современниками его были многие замечательные люди, в том числе и святые. Это очень существенно. Пожалуй, впервые в отечественной истории у нас был всенародный пастырь.

В ночь с 30 на 31 Мая на работе был наш 2-ой батальон. За эту неделю мы успели получить пополнения, и у меня в роте насчитывалось 123 штыка. Всю ночь мы работали под ружейным огнем немцев, были потери, но на это никто не обращал внимание. Перед рассветом мы ушли. Когда мы вернулись с работ, я тотчас разделся и лег, приказав сделать чай через два часа. Но заснуть не пришлось. «Слышите», — говорил мне лежавший со мной подполковник Тимченко, «какая стрельба, интересно, кто это стреляет: мы или нас. Ответ последовал сам собой. «Первый батальон в ружье!», раздался в лесу спокойный, но властный оклик командира 1 батальона, капитана Сабеля, повторенный сначала эхом, а затем подхваченный сразу многими голосами, очевидно, тоже насторожившихся.

В Москве я не имела права поселиться и устроилась в г. Можайске, за 100 километров. Я имела комнатку, делала цветы и ездила в Москву продавать на базаре. Других средств к существованию у меня не было. Я ездила к сестре, которая признавала Сергианскую церковь и потому не была арестована, и у ней жила иногда тайно по две недели, платя дворнику, чтоб скрывал мое присутствие. Узнали очень скоро о существовании тайных Иосифлянских церквей, т. е. не церквей, а богослужений в тайных комнатах, где собирались иногда по 20–25 человек. Служение шло шепотом, со строгим контролем молящихся ввиду возможности предательства. Приходили обычно на рассвете по условному знаку. Большею частью осторожно стучали в водосточную трубу у окна, где кто-нибудь стоял, прислушиваясь. Старый монах-священник самоотверженно ездил всюду, куда его звали и даже в больницах умудрял Господь его приобщать больных. Сидя около них, как посетитель, он исповедовал, а затем, как бы подавая лекарство и питье, приобщал.

Приняв Сибирский край под начало, Муравьев отозвался об «Установлениях Сперанского» как «о неуместных законодательных подвигах, на одной теории основанных». Увидев в них волокиту, двойное рассмотрение и «медленность в течение дел», посчитал необходимым заменить принцип коллегиальности усилением контроля за чиновниками сверху. Новый начальник края отменил громоздкое делопроизводство и многописание, за которыми скрывалась бездеятельность чиновников, и осуществил возврат к чистому единоначалию без совещательных органов. Он и сам был ярким воплощением личностного начала в управлении, в котором сильная личность должна была опираться на честных, энергичных и преданных сотрудников, на поколение «муравьевцев».

Полковой праздник - день, когда бойцы вспоминают минувшие дни. Иногда молодежь нас, стариков, упрекает, что мы, не стараясь заглянуть вперед, пережевываем старое. Но по афоризму Наполеона, нужно изучить 150 сражений для того, чтобы применить руководящие данные в боевой обстановке, а потому детальное изучение военной истории есть прямое движение вперед.

Впервые в России пособия для семей солдат, призванных в военное время из запаса, ввел Александр II в 1877 году. Незадолго до этого была проведена военная реформа, от рекрутских наборов перешли к призывной армии. На Русско-турецкую войну 1877-1878 годов были мобилизованы резервисты, и возник вопрос, как жить их семьям, пока мужчина-кормилец сражается за Веру, Царя и Отечество. Обеспечение солдатских семей на время войны было возложено на земства, а также сельские и городские общества по месту жительства. Безусловно, это было очень важной мерой, которая помогала пережить военное время и дождаться либо возвращения мужа и отца, либо назначения пенсии в случае его гибели или увечья. Однако в ходе Русско-турецкой и Русско-японской войн обнаружились и недостатки принятого решения.

XIX век прошел на Украине под знаком борьбы двух культур - русской и польской. Заветной мечтой польских патриотов было восстановление независимой Речи Посполитой. Новая Польша виделась им не иначе, как «от моря до моря», с включением в ее состав Правобережной (а если удастся - то и Левобережной) Украины и Белоруссии. Но сделать это без содействия местного населения было невозможно. И руководители польского движения обратили внимание на малороссов.

230 лет назад 20 сентября по старому стилю в Уфе родился Сергей Тимофеевич Аксаков. Такого писателя можно и нужно чествовать только по старому стилю – это вопрос принципиальный. Он был искренним и добродушным консерватором.

«Помните, чьё имя носите!» Русское имя ко многому обязывает всех нас. Мы Русские – какая ответственность! Перед сонмами, что предшествуют нам в веках. Перед грядущими поколениями, которым – что оставим мы от и без того немало разорённого великого наследия? Носить русское имя – значит, быть достойными тех, кто носил его до нас. Наших славных предков. В этом – гордость. Ничего не имеющая общего с крикливым и кичливым диванным «ура-пропагандизмом».