Бывая в Ростове для продажи цветов, я услышала о дивном 106-летнем старце, отце Иоанне Домовском, проживавшем в Ростове в отдельном маленьком домике. С утра до ночи приходили к нему посетители за советами и утешением. С ним было явное чудо охраны его Божьей милостью от ГПУ. Не раз приходили, забираясь его арестовать, но ГПУ с его силой и физической, и сатанинской не могло этого. Верующие всегда дежурили и день, и ночь, мгновенно собиралась толпа у его домика. Конечно, без помощи Божьей нельзя было противостоять сатанинской силе. Старец умер у себя в келии в 1927 г. своей смертию от старости.

В 1934 году произошло одно маленькое происшествие. Президент Рузвельт признал СССР, и группа советских инженеров прибыла в Аме­рику посмотреть на университетские и коммерческие частные строитель­ные лаборатории, особенно интересуясь инструментами для изучения сопротивления и растяжения некоторых строительных материалов. В Ко­лумбийский университет также прибыла советская группа, причем каж­дый специалист имел при себе двух «переводчиков». Но странные это были переводчики - они едва владели английским, и профессор Баер попросил меня переводить его комментарии на русский язык, чтобы не терять много времени с «переводчиками», прикомандированным к советским специа­листам.

В самом конце 2020 года Мещанский районный суд Москвы рассматривал иск юриста и составителя книги о советских репрессиях на Южном Урале Оксаны Труфановой к Управлению регистрации архивных фондов ФСБ и Управлению ФСБ по Омской области. Истец требовала предоставить доступ к архивному делу соратника Колчака генерал-майора Бориса Богословского. 21 декабря суд в предоставлении доступа отказал. В 1919 году, понимая, что если он не продолжит отступать с частями Белой армии и попадёт в руки красных, то будет казнён, Богословский, тем не менее, остался с тяжелораненой женой в Ачинске. В итоге он был арестован и расстрелян, но что стало с его супругой, до сих пор неизвестно. Не ясны и многие подробности последних дней самого Богословского. Он до сих пор не реабилитирован, и даже век спустя историки безуспешно пытаются получить доступ к его следственному делу.

Она жива в русском православном быту, откуда ее нельзя выделить и отделить, как душу нельзя отделить от тела, сколько бы не хотели этого безбожные большевики. Она жива и в заветах нашей древней старины, которые сохранились до сих пор в России, переходя из рода в род, из поколения в поколение, даже в наше упадочное, безбожное время. Но нас удивляет, как она может возрождаться ныне, совершенно неожиданно для нас, в сердцах молодежи, которая горит, часто чистым, жертвенным, светлым огнем Святой Руси. Они, конечно восприяли в свои сердца эту Святую Русь, ее дыхание в свои сердца от своих отцев, матерей, дедов, впитывая это дыхание Руси часто вместе с молоком матери. Сияние ее доходит до них и чрез т. н. русскую художественную литературу, где люди, одаренные высоким талантом Божией милостью, художники слова, запечатлели на все века эту нашу кроткую, и вместе прекрасную Св. Русь. Она умиляла сердца их самих и они передали это святое умиление и в последующее поколение через свои художественные вдохновенные страницы.

Ответ, конечно, лежит на поверхности: потому что не хотел, чтобы раскрылась правда о неподготовленности СССР к войне и о чудовищных потерях Красной Армии и всего советского народа в ней. Но такой предельно обобщённый ответ, конечно, требует пояснений. Ведь конкретных предписаний, директив, инструкций Сталина, запрещавших то и другое, не существовало. C другой стороны, ведь любая книга такого уровня и любая общественная организация в СССР могли появиться только с санкции и даже по указанию руководства страны. А в тот период это руководство воплощалось в лице Сталина. Он же не санкционировал ни то, ни другое. Только ли потому, что никаких инициатив подобного рода не возникало? Или были другие причины?

Поздняя осень 1923 года. Пора бы приниматься за врачебную работу... Уже была выработана программа обязательного прохождения молодыми врачами работы в детских учреждениях для получения звания врача-педиатра. Какая-то задержка. Но вот, наконец, объявили о занятиях. Приступили.

18 апреля 1919 года в порту Марселя с военного английского крейсера сошла русская женщина с сыном. Уже вечером корреспондент парижской газеты «Эко де Пари» брал у нее интервью. На следующий день появилась большая статья «Супруга адмирала Колчака вынуждена была спасаться из Севастополя». Действительно, это были супруга адмирала Колчака София Федоровна Колчак (урожденная Омирова) и ее сын Ростислав.

Нашему русскому денщику можно было до­верить какие угодно деньги, что часто и дела­ли многие офицеры перед боем, зная наперед, что, если с ним что случится, - денщик добе­рется до его родителей или жены и передаст им и его крест, и ордена, и иконку, и все день­ги. Все это делалось совершенно бескорыстно. Это впитывалось с воспитанием солдата и ста­новилось неотъемлемой чертой его характера. Этот же мой денщик прислал мне уже загра­ницу письмо, начинавшееся словами «здравст­вуйте дорогой и милый моему сердцу…», а кон­чалось оно - «любящий Вас и целую вас».

На станциях Кавказа можно было встречать то здесь, то там женщину в красном платке со страшной наружностью, с кличкой Маруська. Перед ней открывались все двери. Она, подходя к буфету, предъявляла бумагу тем, кто ее еще не знал, и требовала себе безплатно всего, чего только хотела. Я поинтересовалась, что это за особа? Мне сказали, что заслуга ее была очень оценена высшими властями. Она была передовой в мучениях офицеров и собственноручно выкалывала им глаза раскаленной спицей. Говорили, что она становится бесноватой, припадочной и мешается в рассудке. У меня в Таганроге был дядя, очень хороший и уважаемый всем округом врач. Он мне рассказывал о всех первоначальных зверствах революции, где не только подвизались узаконенные изверги Чека, а затем ГПУ, но всякий желающий издеваться над помещиками, военными и просто богатыми людьмиэто поощрялось и награждалось властями). Дяде приходилось много раз сталкиваться с такими людьми. Суд Божий постигал их еще на земле, самый ужасный. Им: зде виделась нечистая сила, она их преследовала днем, но особенно ночью. Они доходили до припадков, готовы были отдать все награбленное, умоляли давать им усыпляющие средства, чтоб забыться, а окровавленные образы все яснее реально вставали перед глазами, но, вероятно, не совестью, если б не было этих видений, то они спокойно продолжали бы свое дело. Какое медицинское средство могло против этого помочь? Большое число таких припадочных было среди матросов, они падали, испускали пену и бились где попало, особенно при большом стечении народа.

Николай Павлович, третий сын императора Павла, наследовал своему брату. Надо сказать, что после императора Павла от клеветников больше всех досталось императору Николаю Первому. Даже гвардейская дружеская шутка была использована как орудие клеветы, я подразумеваю его прозвище «Николай Палкин». Вряд ли сейчас русские люди согласны с этой клеветой, но всё равно мало кто знает, откуда взялось это прозвище. А на самом деле это шутливое дружеское прозвище связано с особенностью росчерка еще будущего императора. Он подписывал «Николай» и делал росчерк с характерными палками. Потому, когда он был гвардейским офицером, потом генералом, среди своих родилась эта замечательная шутка. А нам ее преподнесли как характер его правления. Даже такая вещь очень показательна.

...

Генерал-от-инфантерии Пётр Степанович Котляревский был навечно зачислен в списки Грузинского гренадерского полка. На ежевечерней перекличке фельдфебель первой роты первого батальона выкликал: «Генерал от инфантерии Петр Степанович Котляревский». Правофланговый рядовой отвечал: «Умер в 1851 году геройской смертью от сорока ран, полученных им в сражениях за Царя и Отечество!» Эта традиция сохранялась до расформирования полка в 1918 году.

Генерал-от-инфантерии Пётр Степанович Котляревский был навечно зачислен в списки Грузинского гренадерского полка. На ежевечерней перекличке фельдфебель первой роты первого батальона выкликал: «Генерал от инфантерии Петр Степанович Котляревский». Правофланговый рядовой отвечал: «Умер в 1851 году геройской смертью от сорока ран, полученных им в сражениях за Царя и Отечество!» Эта традиция сохранялась до расформирования полка в 1918 году.

...

Я вновь получил возможность подработать в качестве «ученика» на стройках за «даренный» 1 доллар. У мастера нашей бригады была сестра, она училась у нас в университете на факультете искусств, ожидая получения второго диплома - магистра. Она была довольна слабенькая студентка, особенно в тригонометрии, и ее брат попро­сил помочь ей... Я решал задачи, делал чистовые наброски и писал объяснения. Она же получала пятерки и даже была освобождена от экзамена за отличную успеваемость в течение семестра. Однажды я пришел домой и обнаружил конверт с 20 долларами и запиской: «Сес­тра получила диплом магистра искусств. Спасибо». Я соглашался по­могать этой девушке бесплатно, но уж раз ее брат принес деньги... Они нам очень помогли с Петром. Иногда мне приходила в голову мысль, что диплом магистра мог бы получить и я.

Запрещено к показу на ТВ

Сегодня мы хотимъ разсказать объ одномъ изъ участниковъ Освободительной войны въ Финляндіи 1918 года, судьба котораго тѣсно связана не только съ этой героической и вмѣстѣ трагической страницей исторіи, но и съ не менѣе драматичной Бѣлой борьбой на Сѣверѣ Россіи. Рѣчь идетъ, конечно, о генералъ-лейтенантѣ русской, финляндской и бѣлой армій Торстенѣ Карловичѣ Ваденшерна (фин. и швед. Karl Torsten Wadenstjerna) (1861 – 1920). Родился будущій генералъ въ Митавѣ (нынѣ – Елгава) Курляндской губерніи въ шведской дворянской семьѣ, по окончаніи Финляндскаго кадетскаго корпуса въ 1883 году поступилъ на службу прапорщикомъ въ лейбъ-гвардіи 4-й стрѣлковый Императорской Фамиліи батальонъ. Командуя послѣдовательно нестроевой и учебной командами, 3-й ротой и ротой Его Величества (и, соответственно, повышаясь въ званіяхъ), въ 1903 году онъ былъ произведенъ въ полковники, неоднократно командовалъ сводными батальонами гвардейскихъ стрѣлковъ и исполнялъ обязанности командира своего батальона. Въ 1908 году полковникъ Ваденшерна назначается командиромъ 147-го пѣхотнаго Самарскаго полка, а черезъ два года – 12-го стрѣлковаго полка. Въ 1913 году онъ производится въ генералъ-майоры и становится командиромъ 2-й бригады 48-й пѣхотной дивизіи, а затѣмъ – 2-й бригады 5-й пѣхотной дивизіи.

Четвёртая дочь царской четы Великая княжна Анастасия Николаевна родилась 18 июня 1901 г. в Петергофе. Круглолицая, голубоглазая, с пшеничного цвета волосами, Анастасия очень походила на отца. Росла она подвижным и энергичным ребёнком. Домашние звали её «маленькой», Настаськой, Настей, «кубышкой» – за небольшой рост и кругленькую фигуру, а ещё забавным прозвищем «швыбзик» или «швибз» – за неистощимость в изобретении шалостей и проказ. Все отмечали, что маленькая Анастасия обладала большим обаянием.

Королева Ольга оставила в жизни своей страны яркий след – она была образцом монаршьей особы – доброй, милосердной и очень мудрой. Она любила свою родину, Россию, и сумела полюбить родину новую.

Как известно, герой Гражданской войны Михаил Гордеевич Дроздовский Первую Мировую войну закончил командиром 60-го Замосцкого пехотного полка, и именно в этом полку из последних сил пытался сохранить дисциплину и боеспособность после Февральской революции. Не удивительно, что среди офицеров Замосцкого пехотного полка нашлись те, кто охотно присоединился к Бригаде Русских Добровольцев и вместе с Дроздовским проделал Поход Яссы - Дон на соединение с Добровольческой Армией. Но человек, о котором я хотел бы рассказать сегодня, уникален на их фоне. Уникален хотя бы тем, что, будучи однополчанином Дроздовского, присоединился к отряду Михаила Гордеевича не на фронте, а гораздо позднее — во время Бердянского восстания.