Кроме поэтического творчества он интересен как представитель славянофильского направления мысли, как оригинальный создатель прозаических миниатюр, рассказов и повестей. Сам Аполлон Майков называл себя духовным крестником Ф.И. Тютчева (которого знал по службе в цензурном комитете при МИД и был его любимым другом). Либеральное сознание нынешнего времени не поймёт всей искренности любви Майкова к государству, к империи и царям - почтёт это за лизоблюдство. А между тем, он отличался искренностью и той нравственной чистотой, которой сегодня всем нам не хватает. Кроме этого, он был верный отец и семьянин, соблюдая полностью свои обязанности семьянина и патриота.

В течение Января и Февраля особенного ничего не случилось. Пасха была в 1924 г. очень ранняя. Муж лежал больной. Погода в Пасхальную ночь ужасная. Шел мокрый снег при сильном ветре, но как не пойти К заутрене, да и освятить надо сделанный, несмотря на крайнюю трудность, куличик. Старшей дочери тоже нездоровилось, младших из-за погоды я не, взяла и пошла одна. Очень хороший был старый священник О. Николай. Церкви не во всех городах, но еще существовали и не «Живой» Церкви, а так называемые Тихоновские. Когда стали выносить хоругви, то вдруг со всех сторон налетели ряженые комсомольцы в звериных страшных масках с рогами, и хуже, еще чем в звериных, с воем, визгом, лаем они окружили крестный ход, стараясь заглушить пение. Священник ни на минуту не поколебался, и как всегда все было исполнено как полагалось. Когда запели у дверей храма «Христос Воскресе», то дикий рев, вой, хохот и кощунства дошли до ужаса. В храм они не вошли, но дожидались в ограде, и когда молящиеся стали выходить, они вырывали из рук узелки с куличами, пасхами и крашеными яйцами, бросали в грязь и топтали ногами. И так было во всех городах в эти годы.

Многим из нас никогда не приходилось заду­мываться над чрезвычайно сложным вопросом питания огромной русской армии. В мирное время этот вопрос решался более или менее легко, так как весь аппарат был об­думан и налажен, все были на своих местах и все шло по определенному трафарету. По­ставщики поставляли полкам все продукты, мясо распределялось между пятью кухнями (4 батальонных и 1 командная). Из этого мяса варился или борщ, или щи (через день) и к не­му прибавлялась еще или пшенная каша (если это был борщ), или же гречневая - ко щам. Каждый солдат получал три фунта прекрасно выпеченного черного хлеба и три четверти фун­та вареного мяса, что называлось порцией. Мя­со это было нанизано на особые деревянные палочки. Супы были отличные, наваристые, жирные, и помощник дежурного по полку, ко­торому вменялось в обязанность пробовать пи­щу во всех кухнях, уже отказывался от завтра­ка в Собрании, заменяя его рюмкой водки под пирожок.

...

Мы знаем первый и святейший закон природы, что мать и отец должны образовать нравственность детей своих, которая есть главная черта воспитания; мы знаем, что всякий должен расти в своём отечестве и заранее привыкать к его климату, обычаям, характеру жителей, образу жизни и правления; мы знаем, что в одной России можно сделаться хорошим русским… Пусть в некоторые лета молодой человек, уже приготовленный к основательному рассуждению, едет в чужие земли узнать Европейские народы, сравнить их физическое и гражданское состояние с нашим, чувствовать даже и самое их превосходство во многих отношениях! Я не боюсь за него: сердце юноши оставляет у нас предметы неяснейших чувств своих; он будет стремиться к нам из отдаления; под ясным небом Южной Европы он скажет: хорошо; но в России семейство моё, друзья, товарищи моего детства! Он будет многому удивляться, многое хвалить, но не полюбит никакой страны более Отечества.

Я вновь списался с братом, оставшимся в США как пострадавший матрос. Он помог мне получить место иностранного студента вне квоты, ограничивавшей въезд иностранцев в США. Нужно сказать, что Колумбийский университет - один из немногих в США, который при­нимает до 10% иностранных студентов. Вместе с анкетой-заявлением я выслал удостоверение, что являюсь студентом Свободного университета в Болгарии, а также удостоверение об окончании Платовской гимназии. И вот получил уведомление, что принят в Колумбийский университет. Еще несколько дней - и у меня билет на греческий теплоход. Заминка получилась только в американском консульстве. Вопрос: на какие сред­ства я собираюсь жить? Я сослался на брата. После долгого колебания консул дал мне подписать бумагу, что я не буду играть в профессиональ­ных оркестрах США, как я уже говорил. Через пару дней виза была получена. Визы в Югославию и Грецию (мне предстояла пересадка в Афинах) получить было нетрудно.

В ряду писателей-деревенщиков, которые с болью говорили о крестьянских бедах в России на исходе XX века, имя Бориса Андреевича Можаева стоит особняком. Как сейчас, перед глазами его мощная фигура, зычный голос, густая седина вьющихся волос… Можаев отличался от других и внутренне: не дул, что называется, в одну дуду, а руководствовался в жизни собственными убеждениями, постигая истину в бесконечных поездках по глубинным уголкам страны, долгих беседах с деревенскими мужиками и бабами. Сколько же Борис Андреевич поколесил по России-матушке! Читаю его сборник публицистических очерков «Земля ждет хозяина» и ловлю себя на мысли: а ведь проблем у русской деревни не поубавилось, хотя прошло с тех пор полвека. Наоборот — прибавилось. И на Дальнем Востоке, где Можаев впервые пробовал свое перо, и в Сибири, и в серединной России. В то время крестьяне даже и не заикались о том, чтобы поделить землю на паи, работать наособицу. Благо, оставили бы в покое, не дергали все новыми и новыми «экспериментами». Крепко врезалась в память кара за частнособственнический инстинкт... Но тем не менее у тех мужиков и баб, да и у самого Можаева, где-то в глубине души таилась надежда: а может, все-таки власти поймут наконец — отчего все беды деревни?

До весны кое-как мы дотянули. Старшая (Ирина) и вторая дочь (Татьяна) почти одновременно вышли замуж. Ни тот, ни другой брак не удовлетворял меня, но я не мешала им, хотя это и было моим новым огорчением. Облегчением было то, что это вырывало их из голодной и почти сплошной все эти годы нищеты. Одно утешение и, конечно, большое, что оба мужа хотя и не были особенно религиозными, но в Бога верили и венчались церковным браком без моего принуждения. Лето прожили. В октябре была чудная и даже жаркая погода. Мы наслаждались купаньем в море. Я сильно волновалась, когда волны перекатывались через головы, и сердце замирало из-за детей, а потом привыкла, видя, что никто из купающихся не боится, а напротив, еще стараются пройти дальше навстречу волнам.

Будучи еще студенткой четвертого курса (в 1922 году), я услыхала, что недалеко от нас, на Пушкинской улице, открывается вторая консерватория с разными классами: пения, рояля и т.д., причем учение будет бесплатное, чтобы дать возможность получить музыкальное образование способным, но малоимущим. Еще в гимназии я занималась музыкой у нашей учительницы математики Анны Николаевны Вадбольской, которая сама любила музыку и нам старалась привить любовь к классической музыке, устраивая концерты, в которых я всегда принимала участие: пела соло романсы Чайковского, Рахманинова и дуэты с Тоней Колесниковой, а иногда и трио. Участвовали в наших концертах и гимназисты. Конечно, какая-то искра любви к музыке у меня загорелась, но музыкальное образование было недостаточное. Поэтому, услыхав об открытии консерватории и о бесплатном обучении там, я немедленно пошла туда и подала заявление о зачислении меня по классу пения. После испытания я была принята по классу пения и попала к Ольге Константиновне Островской.

Фильм дает возможность познакомиться со старообрядчеством - религиозным течением, на протяжении веков хранившим свою индивидуальность, строгость соблюдения обрядов, каноны древней веры. В фильме участвуют: духовный наставник Рижской Гребенщиковской общины отец Иоанн Миролюбов, митрополит Московский и Всея Руси Алимпий, священник Леонтий Иванович и другие старообрядцы.

Правоту антигитлеровских заговорщиков вермахта, участвовавших в создании РОА, лучше всего доказывает преступный характер немецкой оккупации, цели и методы нацистов в войне. Фон Штауффенберг, фон Тресков и прочие были обязаны ликвидировать Хитлера и изменить оккупационную политику, прекратив войну за завоевание России, поскольку всё это неизбежно вело к краху саму Германию и Русское антибольшевистское движение. Доказательством того, почему нацисты мешали освобождению России от большевизма и не планировали этого делать, будут воспоминания самих ветеранов русских антибольшевистских формирований. Обычно в разговоре на данную тему поклонники Хитлера всегда могут сослаться на то, что автор свидетельств – «совок»/«либераха» и т.п., однако не в данном случае, когда это идейные русские антикоммунисты, в том числе белогвардейцы, воевавшие на стороне Германии. Я собрал 20 характерных тому примеров (кстати, в них специально не включены члены НТС, поскольку тогда настоящая статья расширилась бы еще наполовину; вместо них добавил белоэмигрантов, симпатизировавших Хитлеру)

Высшие учебные заведения находились иногда и в негубернских городах. Одно высшее учебное заведение находилось в сельской местности — Сельскохозяйственная академия в Александрии, в знаменитой усадьбе. Это одна из сельскохозяйственных академий, конечно, не единственная. Университеты перевалили за Урал в начале двадцатого века. Томский университет был уже вполне знаменит на рубеже революции. Число студентов в процентах на душу населения было таким же, как во Франции, выше чем число студентов в Англии, знаменитой своими учебными заведениями, выше чем число студентов в Швейцарии и Швеции, ниже чем в Германии.

Что собой представляла предреволюционная Россия? Я думаю, со мной согласятся все слушатели, если я укажу вам на такую устойчивую традицию нашей публицистики. Дело всё в том, что у нас, начиная с 1917 года, была преимущественно чужая публицистика. Вот власть бывала разная, а публицистика в основном была не русская. Устойчивая традиция была в том, что нам всегда — самое страшное, что иногда непринужденно — навязывалось мнение, что если мы живем плохо, то только потому, что раньше мы жили еще хуже: «Да, господа, да, товарищи, да, граждане, мы живем не как в Америке. Но если бы не мы, вы жили бы еще хуже. Вот в проклятой царской России жилось еще омерзительнее».

Первые русские посланцы-разведчики посетили Китай еще при Иване Грозном. В 1567 году им были отправлены на Дальний Восток казачьи атаманы Петров и Яличев. Историк Н.М. Карамзин приводит их доклад Грозному обо всем виданном ими от озера Байкал до тихоокеанского берега. Царица племен Западной Монголии милостиво приняла атаманов и дала им особый пропуск в железные ворота Китайской стены. Так впервые русские проникли в царство китайского богдыхана. Столица Пекин поразила их своей роскошью и числом жителей.

Муж мой устроился на обеспеченное место по воcстановлению разоренной школы плодоводства и огородничества. Я везде и всюду наслаждалась природой. Подъезжая к Дербенту, была в восхищении город на самом берегу сине-зеленого, всегда волнующегося Каспийского моря, он поднимается; отлого и мало заметно в гору, покрытую виноградниками. На вершине ее—старинные живописные развалины большой крепости времен Тамерлана. От нея на некотором расстоянии Персидский квартал собственно персидских татар, а ниже, опять некотором расстоянии, еврейский. Тамошние евреи обижаются, если их называют евреями, а не жидами, как было в ветхозаветные времена. Внизу у моря население разнообразное, смешанное, много русских, большею частью поселившихся там уже после революции. Погода была теплая, как летом. Квартира, в которую мы приехали, была совсем обособленная.

Воин, по Суворову, должен быть «отважен без запальчивости,… подчинен без унижения, начальник без излишней на себя надежды, победитель без тщеславия… Благороден без гордости, во всем гибок без лукавства, тверд без упорства, скромен без притворства, всегда одинаков, на все способен без ухищрения,… услужлив без всяких для себя выгод; решителен, избегая известности,… враг зависти, ненависти и мщения; противников своих низлагает он своим снисхождением и владычествует над друзьями в непоколебимой верности. Он утомляет тело свое, дабы укрепить его больше; стыдливость и целомудрие в нем царствуют. Христианский закон служит ему нравоучением. Исполнен чистосердечия, гнушается ложью, попирает всякое лукавство… Честь и честность его особенные качества» …

В мирное время у нас в полку был прекра­сный подбор молодых солдат. Это были, глав­ным образом, уроженцы черноземной полосы России, все они были высокого роста, краси­вые, чернобровые и, как писал генерал Геруа, с немного плутовской физиономией. В боль­шинстве это были сыновья зажиточных кре­стьян, почти все грамотные, и их, после их уз­кой деревенской жизни, конечно интересовала другая жизнь, им представившаяся. У меня в памяти встают фамилии правофланговых пер­вого взвода. В Царские дни, когда они были в парадной форме, никто не сказал бы, что еще год назад они были простыми крестьянами.

Расхожим либеральным и советским стереотипом является представление о Царской России как отсталой стране, в которой бóльшая часть людей была неграмотной, а наука и технологии «навсегда» отставали от современной ей Европы. Это абсолютно ложное представление – одна из многочисленных составляющих той беспрецедентной клеветы, которой, к сожалению, до сих пор окружено имя святого Царя Мученика Николая Александровича. Серьезные исследования убедительно, с опорой на многочисленные факты опровергают эти давно изжившие себя, но до сих пор востребованные либеральные и большевистские мифы.

Наша молодость сохранила в нас мечты о лучшем будущем. Эти мечты грели нас в самые суровые времена. Ни буря Черного моря в дни, когда мы покидали последнюю пядь родной земли, ни «лагерь смерти» Чилингир, ни «остров слез«, ни издевательства, ни предательства наших союзников - особенно Франции, отправлявшей нас на убиение в совдепию и морально стремившейся сломить нас, уничтожить русскую армию, ни издевательства Стамболийского-«братушки», ни шахты, ни тяжелые до­рожные работы, битье камней в зимнее время вручную, ни голод, ни холод - ничто не сломило Белых воинов, напротив - несчастья закалили нас. Мы живы и продолжаем наше дело защиты России в надежде на ее скорое Воскресение. Мы верили в наших руководителей - прежде всего в нашего главнокомандующего, генерала барона Врангеля, и эта вера спла­чивала нас вокруг чистой и святой Белой Идеи. И вслед за русским писателем Иваном Буниным я хочу повторить слова: «Пусть не всегда были подобны горному снегу одежды Белого ратника - да святится во веки его память».

Это они, а не красные, уничтожили армию Юденича, грабили её и глумились. В Эстонии об этом не вспоминают. Обретение независимости во время гражданской войны в России описывается в героических, славных тонах, и ни к чему напоминать о гнусных политических шагах в отношении белых добровольцев, которые помогли молодой эстонской армии отбросить красных в 1919 году и отстоять независимость. Без помощи белых и англичан Эстонская республика едва ли состоялась бы. Но благодарности не последовало.