Расправа над русской поэзией не завершилась 30-ми годами. Казалось бы, с истреблением плеяды крестьянских поэтов советская «литература» была избавлена от слишком русской ноты, вычищена от «шовинистов», окончательно оторвана от корней. Но и в ту пору ещё один, последний голос продолжал петь по-своему, петь о России. И не просто о России, но о русской старине, о великой её истории, о летописной славе.

Не знаю. То есть внутри мы оба знаем, что спасение России в возвращении к монархии, знаем, что все события последних двух месяцев ясно доказали, что народ не способен был воспринять свободу, что масса населения, не участвующая в митингах и съездах, настроена монархически, что многие и многие агитирующие за республику делают это из страха. Все это ясно, но признать этого мы просто не можем.

Сергей Семенович Уваров (1786–1855) – фигура знаковая для русского консерватизма. В духовной и общественно-политической жизни первой половины XIX столетия – на протяжении двух царствований и двух разных эпох – он неизменно играл яркую и выдающуюся роль. Помимо весьма солидного (по меркам раннего консерватизма) идейного наследия, которое С.С. Уваров оставил после себя, он оказал русскому консерватизму столько символических услуг, сколько, пожалуй, ни один его современник-единомышленник. И, пожалуй, самой значимой из них является создание им триады «Православие. Самодержавие. Народность», ставшей символом русского консерватизма.

Если Донская Область переносила неве­роятные муки тирании от большевицкого преследования, то на Кубани было еще ху­же. Там происходило более грубое, ничем не прикрываемое, уничтожение ее населения. Географическое положение территории Кубанского Войска представляло большие возможности для организации сопротивле­ния: соседство гор, ущелий, лесов способ­ствовало созданию партизанских отрядов. Горцы Карачая и Черкессии, также пресле­дуемые коммунистической властью, симпа­тизировали казакам-партизанам и при вся­кой возможности помогали им. К этому нужно добавить, что те казаки Донской Ар­мии, которые не попали на пароходы или по каким либо причинам сами не захотели по­кидать родную землю, в большинстве своем остались на Кубани. И когда сов. власть приступила к вылавливанию участников бе­лого движения, все эти притесняемые люди соединялись в отряды и группы, начавшими ради самозащиты борьбу с большевиками. Так стало шириться казачье партизанское движение.

Потянулись тяжелые дни владычества большевиков. Курсы бездействовали, и Наташа тосковала без дела. Почти каждый день, с возвратившейся наконец домой Женей, навещала она Шелугиных. Безрадостно был в этой, прежде шумной и веселой, семье. Ольга Васильевна после смерти мужа долго не могла оправиться. Большую часть дня она просиживала у окна, устремив неподвижный взгляд перед собой. О смерти сына ей не сообщили, боясь вызвать новый припадок. Но странное дело. Она как будто знала, что ее Мити нет на свете. Ни разу она не спросила о нем, а в его комнату вовсе не входила. Бедная Леля сбилась с ног бегая по очередям и ухаживая за больной матерью. Однажды зайдя к Шелугиным и видя, что Леля уже примирилась с мыслью о смерти брата, Наташа ей передала его последнюю волю.

К сожалению, о Крещении Руси рассказывают массу нелепостей. И чрезвычайно распространено представление о насильственном характере Крещения святым Владимиром. Некоторых это даже устраивает. Вот, мол, какой у нас был замечательный Владимир, вот какие мы были замечательно смиренные! Да вовсе не были мы смиреннее, чем другие народы! Князей, знаете ли, в русской истории даже за меньшие прегрешения, чем посягательство на веру отцов, изгоняли, а случалось, и убивали. И приказать креститься Владимир мог только своей дружине, и то при одном условии. Почитайте летописи, там это описано. Он мог сказать, что тот, кто не хочет быть христианином, тот ему не люб. Он мог сказать: «Или ты становишься христианином, боярин, или убирайся на все четыре стороны». Такое мог он сказать. Но горожанам, смердам земледельцам он и такого сказать не мог.

В конце октября 1940 года вступило в силу Постановление №638, согласно которому в "стране трудящихся" вводилось платное обучение в старших классах школы, техникумах и высших учебных заведениях. Менялся и порядок начисления государственной стипендии. Плата за образование вносилась один раз в году. Учёба в московской школе стоила 200 рублей в год, а в провинциальной – 150 рублей. Обучение в университете Москвы или Ленинграда обходилось студенту в четыре сотни рублей, а в Киеве или Новосибирске – в 300 рублей. Размер оплаты соответствовал средней месячной зарплате, которая равнялась 338 рублям.

В 1844 году принцесса Терезия Васильевна Ольденбургская и Великая Княгиня Александра Николаевна основали в Петербурге одну из первых в России общин сестер и сердобольных вдов, помогавших больным. Идея создания этого заведения принадлежала принцессе Терезии, за год до того побывавшей в детской больнице в Варшаве, где существовала подобная община. Перво-наперво для общины был снят дом подполковницы Сучковой в Рождественской части, в котором разместились 18 принятых на испытание сестер. Полковником Сучковым на свои средства было осуществлено переоборудование дома под Заведение для сестер милосердия из 6 отделений. Одной из этих восемнадцати сестер стала Юлинька, с детства имевшая огромную тягу помогать страждущим. Она часто бывала в гостях у семейства Апраксиных, подолгу беседуя с младшей сестрой Ольги Фердинандовны, Любой. Так, по имени, называли ее все, несмотря на то, что ей давно перевалило за тридцать. В последние годы она была уже полностью неподвижна – лишь речь Божиим чудом была оставлена ей. Дни напролет Люба проводила в молитвах или слушала чтение святых книг. Сестра старалась приглашать к ней людей духовного звания, странников и странниц – всех, с кем страдалица могла поговорить о предметах духовных. Приходили к ней, впрочем, и те, кто нуждался в совете, поддержке и молитвах. Люба принимала всех. И понимала всех… Не было человека, который, придя к ней со своей бедой, не ушел бы от нее не утешенным.

Уста несчастных матерей Сквозь сон твердят молитвы За их любимых сыновей, Погибших жертвой грозной битвы Весной пришло извещение. Убит самый младший сын Ваня, который ушел на фронт добровольцем с Донским полком, восемнадцатилетний мальчик, только что окончивший Донской кадетский корпус. Старший брат Володя, сотник этого же полка, привез его тело. Были похороны на Нахичеванском кладбище, была печаль. Через несколько месяцев, в июле или августе, неожиданно и вдруг умерла Верочка, самая младшая в семье дочь, любимица семьи и всех, кто знал ее, родных и близких людей. Заразилась тифом на эвакуационном пункте Ростовского вокзала, принимавшем и распределявшем раненых и больных, прибывающих поездами с фронтов. За день до ее похорон в дом пришел казак с вестью, что привез с фронта тяжело раненого хорунжего Нефедова Шуру, который помещен в госпитале. Трудно описать похороны Веры, ее безвременная смерть потрясла всех, и это почти сразу после окончания Екатерининской гимназии. Кто мог, навестили Шуру в госпитале. О смерти сестры ему не сказали, а он ее ждал, шепотом с вопрошающими глазами, спрашивал: "Где Веруся, почему не пришла, когда придет?" - и переводил страдающий взор с одного лица на другое стоявших у койки родных. Утирали слезы, что-то говорили, отворачиваясь...

«Путник, весть донеси нашим гражданам в Лакодемоне, что, Спарты исполнив завет, здесь мы костьми полегли». Эти гордые слова высечены на огромном камне, поставленном на холме у входа в Фермопильское ущелье в Греции. Здесь в сентябре 480 года до н. э. произошла знаменитая битва трехсот спартанцев под командованием царя Леонида с персидской армией Ксеркса. Герои погибли все до единого, но обеспечили столь необходимое время для соединения отрядов греческих городов-полисов в единую армию. У казаков на Дальнем Востоке тоже есть свои Фермопилы. Это Албазинский острог, оборона которого в 1685 и 1686 годах навсегда останется одной из самых героических страниц в истории России. Так же как и спартанцы Леонида, казаки сумели ценой невероятных усилий и жертв удержать свой важнейший стратегический рубеж на Амуре. И, так же как и спартанцы, были преданы.

Отданный Петром на выучку Западу, русский народ в лице передового общества слишком перестарался, впал в слепое, рабское подражание Западу и вместе с покроем платья стал без разбора пересаживать на русскую почву не только нужное и полезное, но и вредное для дальнейшего развития своей страны. Если на Западе такие литературные явления как ложноклассицизм, сентиментализм, романтизм, байронизм имели под собой корни, то нам, русским, они были совершенно чужды и только задерживали развитие самобытной русской литературы и национальной культуры.

- Моего отца они называли мужицким Царем, - сказала мне однажды Великая княгиня, - потому что он действительно понимал крестьян. Подобно Петру Великому, он не переносил помпезность и роскошь, у него были простые вкусы и, по его словам, он чувствовал себя особенно свободно, когда мог облачиться в простое крестьянское платье. И я знаю, что бы о нем ни говорили, простые люди любили его. Видели бы вы эти радостные лица солдат во время маневров или после какого-нибудь смотра! Такое выражение не появляется у солдата по приказу офицера. Даже в раннем детстве я знала, как они ему преданы.

Сдали это мы оружие, по приказанию начальства. Ну нас сейчас же окружили, разделили на группы и повели. Ту группу, в которой находился я, привели во двор какого-то дома, да и говорят: становись-ка по пять человек к стенке. Я как увидел, что первых пять расстреляли - решил бежать. Все равно и меня убьют, думаю себе, так уж лучше попытаю счастья. Авось спасусь. Оглядываюсь этак во все стороны и вижу в глубине двора сарай. Двери открыты. Как раздался второй залп, все обратились в сторону убитых, а я, ударив в лицо стоявшего вблизи красногвардейца, бросился в сарай. Авось какую-нибудь лазейку найду. И действительно, только вбежал, вижу лестница стоит, да прямо к слуховому окну приставлена. Уж и не знаю, не помню, как только вбежал я по этой лестнице да моментально ее за собою и втянул. Только что я ее поднял и бросил на стропила, а в сарай красногвардейцы вбегают. Мешкать было некогда. Я в слуховое окно. К счастью, оно достаточно широким оказалось. Выскочил на крышу и вижу, что с другой стороны она спускается на соседний двор. В это время с того двора, где нас расстреливали, заметили меня и несколько выстрелов успели по мне дать. Кубарем долетел я через угол крыши да и спрыгнул в соседний двор. Смотрю, двор большой, а в конце его железные ворота. Я к ним. Неужели, думаю, заперты. Но и тут счастье мне сопутствовало. Ворота были на засове, а ключ, по какой-то дикой случайности, со стороны улицы в замке торчал. Оглядываюсь и вижу, что красногвардейцы уже на крыше сарая и вот-вот спрыгнут ко мне во двор. Отодвинул засов, выскочил на улицу да ключом и запер ворота. А красногвардейцы уже к ним подбегают, и слышу, как отворить их стараются. Тут уж я бегом по пустынной улице пустился да за первый же угол я завернул. Пробежав еще несколько кварталов то вправо, то влево сворачивая, попал на вашу улицу. Остановился и прислушиваюсь. Погони не слышу. Вот тут я и начал звонить во все подъезды. Поверите ли, подъездов двадцать пять я обошел, и ни в один не впустили. А сзади шум толпы слышу. Я уже и не сомневался, что это красногвардейцы. Я уже погибшим себя считал, а тут, в эти минуту, ваш голос услышал. Спасибо вам. Никогда не забуду этой минуты.

11 сентября отмечается очередной День воинской славы России — День победы русской эскадры под началом контр-адмирала Федора Федоровича Ушакова над османским флотом у мыса Тендра. Этот День воинской славы был учрежден Федеральным законом № 32-ФЗ от 13 марта 1995 г. «О днях воинской славы и памятных датах России». Само сражение у мыса Тендра состоялось 28-29 августа (8-9 сентября) 1790 года, состоялось сражение у мыса Тендра. Даты большинства сражений, происходивших до введения в России григорианского календаря в 1918 году, в этом законе были получены путём прибавления к «старой»» дате 13 дней, то есть разницы между новостильной и старостильной датами, какую они имеют в настоящее время. Однако разница между старым и новым стилем в 13 дней накопилась лишь к XX веку. Так, в XVII веке разница составляла 10 дней, в XVIII – 11 дней. Поэтому в исторической науке приняты другие даты этих событий, нежели в данном законе.

Запретить Союзхлебу перемол твердой пшеницы всех сортов на муку для внутреннего рынка в районах УССР, Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, обязав всю заготовленную в этих районах твердую пшеницу передать Экспортхлебу для экспорта.

Каждый год в эти дни мы отмечаем годовщину двух совпавших по месяцу и числу событий: ПЕРВОЙ СТРАНИЦЫ Белой Борьбы за честь и спасение Родины - день основания Добровольческой Армии, и ПОСЛЕДНЕЙ СТРАНИЦЫ первого этапа этой борьбы - день высадки первых частей Русской Армии на чужеземный берег после оставления Родины. Мы отмечаем самое красочное из этих двух - первой к последней - страниц. На меня выпало отметить последнюю - НАШЕ ГАЛЛИПОЛИ. Галлиполи - тот главный из первых лагерей нашей армии за Рубежом - где подведены духовные итоги первому этапу Белой борьбы - Первой Гражданской войне. Я говорю - первой, ибо именно в Галлиполи было осознано, что первая кончена - проиграна, но что неизбежна вторая. Когда и как - того нам знать не дано.

Сегодня многие считают, что, поскольку Царь Николай II в 1917 году отрекся от Трона, так и монархия в России была, таким образом, добровольно упразднена. Все не так просто.

В ярости штурма бритоголовые гвардейцы бросались через ров и немедленно увязали по пояс. Этим воспользовались казаки, в упор расстреливавшие сгрудившуюся массу человеческих тел. Небольшой отряд донцов и запорожцев из 26 человек под началом сотника Стефана Бойко ринулся с кинжалами через стену в попытке захватить главный штандарт наступавших гвардейцев. Казаки погибли почти все (уцелели только четыре человека), штандарта не захватили, но зато проложили к штандарту целую улицу из бритоголовых трупов.

Вчера получил Твоё письмо, которое, видимо, разошлось с моим. Бедная моя Олесинька - Ты все горюешь, что я не еду... Я и сам измучился этой неопределенностью, [...]. С визами ген.[ералов] Абрамова и Р[.]совского задержка, решил, если они долго задер­жатся, ехать, не повидавшись с ними, и связаться письменно. Во всяком случае, ясно, что до 1-го [февраля 1926 г.] не выбраться. Все распоряжения отдаю и расчеты строго на отсутствие на 2 - 2 У месяца. Решил вызвать в Брюссель Шатилова и Хольмсена[1], дабы сразу по приезде не быть на ноле в Париже. Ник. [олай] Мих. [айлович] [Котлярев- ский] проведёт в Брюсселе 1 - 2 дня и проедет во Францию, где подготовит мне все нуж­ные свидания. Здесь проект мой встречен весьма сочувственно, как среди членов Армии, так и дружественных нам кругов.

Солнце уже входило в силу, озаряя своим бесконечно щедрым в этих краях светом Графскую пристань. Хотя час был довольно ранний, а день самый обычный, люди уже толпились здесь, явно чего-то ожидая. Отставные матросы, старики и старухи, бабы с детьми – все это собрание, являвшее собой портрет коллективной нужды, было весьма молчаливо. Но, вот, точно дуновение ветра, прошелестело из уст в уста заветное имя, люди оживились, вытягивая шеи в том направлении, откуда показалась высокая, сухая фигура, на сутуловатых плечах которой ярко сияли адмиральские эполеты. Следом шел адъютант, уже привычный к подобным встречам. Стоило лишь адмиралу приблизиться, как обитатели Южной бухты, снимая шапки и кланяясь, торопливо окружили его, затараторили наперебой – так, что решительно невозможно было что-либо разобрать.