Этот очерк о службе Родине посвящаю памяти всех павших в боях чинов 3-го отряда танков Русской Армии и всем боевым друзьям-танкистам нашего отряда.

В этом музее собрана крупнейшая в мире коллекция нашего отечественного искусства. Русский музей — это еще и уникальный архитектурно-художественный комплекс в историческом центре Санкт-Петербурга. Он был первым. Решение об основании музея русского искусства и художественного творчества, с государственным статусом, было принято еще Государем Александром III. Но в конце 1894 г. он скончался в Крыму в Ливадийском дворце, и начинание отца продолжил сын. 13 апреля (25 по нов. ст.) 1895 года император Николай II издал указ, согласно которому надлежало учредить в тогдашней столице «Русский музей имени Императора Александра III» и представить для этого приобретенный Михайловским дворцом со всеми прилежавшими к нему флигелями, службами и садом. В мае того же года под руководством архитектора В. Свиньина началась перестройка дворцовых помещений для будущих музейных экспозиций.

Его расстреляли 13 февраля 1931 года за два дня до праздника Сретения Господня. Расстреляли в подвале тюрьмы на Шпалерной улице, неподалеку от дома на Моховой, где он жил, близ Преображенского собора, прихожанином которого был и по делу о котором получил смертный приговор. Так мученически закончилась жизнь Евгения Николаевича Погожева, которого под псевдонимом «Е. Поселянин» до Октябрьского переворота знала вся православная Россия, ибо его книги выходили огромными тиражами.

Пятый класс – это старший и последний класс Министерского училища. Занятий было очень много: и в самой школе, и дополнительно по подготовке к четвертому классу гимназии. Мы друг от друга узнавали, что надо для вступительных экзаменов в четвертый класс гимназии. Пятый класс Министерского училища оставил по себе память, как год очень трудный. Дело в том, что программа Министерского училища по классам не совпадала с программой классов гимназии. Поэтому пришлось дополнительно изучать один иностранный язык.

Император Александр III оставил значительный след в деле развития музыкальной культуры России. Как писала после его смерти «Русская музыкальная газета» в номере от 11 ноября 1894 г., «память Государя всегда будет дорога русскому музыкальному миру».

- Неужели отец не расстелил перед вами красной ковровой дорожки?

- Наоборот, он всегда говорил: «Ты давай сам, парень, вперед!» А когда знакомые его спросили: «Микаэл Леонович, вы что, не можете своего родного сына от Афгана отмазать?», он ответил: «А что я скажу? Не посылайте моего сына на смерть, а пошлите сына уборщицы?» Больше ему подобных вопросов никто не задавал. Когда я первый раз был ранен и лежал в Бурденко, отец каждый день ко мне приходил - я видел, как он переживает. А потом мы стояли на лестничной клетке, курили, потому что моей дочери было около месяца, и я сказал: «Папа, я хочу вернуться обратно». - «Тебе что, мало?» Ты еле с костылей слез». - «Нет, за пять месяцев я кое-чему обучился. Если я не вернусь, у моих ребят будет новый лейтенант, которого пришлют из училища и который еще не имеет моего опыта. Кто даст гарантию, что он их не угробит?» И отец сказал: «Возвращайся». Какая красная дорожка, о чем вы говорите? Я вернулся. И у меня в боях почти ни одного покойника за плечами. Ранеными терял, а убитыми - нет. «Почти» - это потому что в последнюю свою боевую ночь одного солдата я все-таки потерял. Мы подорвались на минном поле. Осколки пошли понизу. К этому моменту все по моей команде встали, а он - нет, сидеть остался. Устал сильно, а потому задержался. В итоге все получили в основном по ногам, а он точно в лоб. Рядовой Алексеев его фамилия.

Мой дед, Владимир Яковлев, был убийца, кровавый палач, чекист. Среди многих его жертв были и его собственные родители. Своего отца дед расстрелял за спекуляцию. Его мать, моя прабабушка, узнав об этом, повесилась. Мои самые счастливые детские воспоминания связаны со старой, просторной квартирой на Новокузецкой, которой в нашей семье очень гордились. Эта квартира, как я узнал позже, была не куплена и не построена, а реквизирована - то есть силой отобрана - у богатой замоскворецкой купеческой семьи. Я помню старый резной буфет, в который я лазал за вареньем. И большой уютный диван, на котором мы с бабушкой по вечерам, укутавшись пледом, читали сказки. И два огромных кожаных кресла, которыми, по семейной традиции, пользовались только для самых важных разговоров. Как я узнал позже, моя бабушка, которую я очень любил, большую часть жизни успешно проработала профессиональным агентом-провокатором. Урожденная дворянка, она пользовалась своим происхождением, чтобы налаживать связи и провоцировать знакомых на откровенность. По результатам бесед писала служебные донесения.

Матвей Шилов уже несколько месяцев кочевал из аула в аул. Сбывали его чеченцы друг другу, а от своих выкуп не спешил прийти. Да и то сказать, простой маркитант из крепостного звания кому надобен, кроме жены да детей? По ним тосковал Матвей – как-никак два года не видались. И когда теперь свидеться удастся! И удастся ли? А, в общем рассудить, так не для того ли до Кавказа и подался, чтобы в плену очутиться? Что ж поделать, коли никаким иным образом крепостному человеку в вольные не выбиться, а помещик да управитель поедом едят – спасу нет?

28.11 с. г. мы подняли к отправке своих кулаков по Ст.-Атузинскому с/совету. В этом поселке около 70 дворов, откуда отправили трех кулаков, в том числе кулака Аникина Н. В этом поселке числилось 15 дворов единоличников, а остальные дворы все кумовья, родичи и родня. Все они провожали довольно торжественно и трогательно. Кровь бешено кипела во всех. У нас совершенно не было никакого оружия. Когда подвода тронулась, один из кулаков зашел в хату, схватил первую попавшуюся из шести икон и стал разбивать ее вдребезги. Это был самый жуткий момент отправки кулаков. Старики и старушки дрожали, что осенний пожелтевший лист. Хорошо, что обошлось благополучно. В это время из других районов стали стекаться вереницами сотни подвод с кулаками. Причем в Баксинском районе образовалась пробка. Отчасти по отсутствии помещения и прочей слабой подготовки. Ночью кулаки и их семьи ходили по крестьянским дворам и просили хлеба. При выезде из района 4 марта по дороге встречались десятки, сотни подвод, идущих по направлению к Пихтовке. 5 марта поднялась сильная пурга и, несмотря на это, кулацкие подводы были отправлены в дорогу, так как в некоторых деревнях скопилось до 500 подвод. В эту же ночь, ночуя в 10 верстах от Колывани, некоторые крестьяне рассказывали о жутких картинах, а некоторые женщины просто выражались "это жестокое зверство замораживать в такую погоду детей", говорили, что были даже похороны замороженных детей, отправляемых кулаков, а в некоторых санях лежали по 3-4 замороженных ребенка.

Одним из самых мрачных периодов в истории культурного развития России был монгольский период, когда грозная волна ордынского нашествия сразу снесла весь сложившийся государственный и общественный уклад жизни, все плоды русской культуры. Под страхом монгольщины всюду царила подавленность духа. Умственная жизнь почти замерла. Нравственный уровень понизился, появилось у многих раболепие перед завоевателями и даже религиозное чувство заметно огрубело, выродившись в обрядовый формализм.

Имя поэта казачьего зарубежья Николая Николаевича Туроверова широко известно не только любителям стихосложения, но и многим далеким от поэзии обывателям. Как ни парадоксально, но именно по этой причине творчество другого представителя рода Туроверовых – Александра Николаевича – мало кому знакомо. Долгие годы талантливый писатель находился в ореоле славы старшего брата и лишь в последнее время интерес к нему, как к самостоятельной и самобытной литературной фигуре, неизмеримо возрос.

Долговременная целенаправленная красная пропаганда, сопровождавшаяся замалчиванием фактов и искажением истории – всё это, разумеется, влияло (не могло не влиять) на настроения людей.

Утро было солнечное, и настроение праздничное. Предвкушение каких-то особых переживаний, только приятных, необычных, небудничных, все кругом улыбалось.

285 лет назад, 21 апреля 1735 года, родился Иван Петрович Кулибин. Его имя стало нарицательным. Теперь уже точно можно сказать – навсегда. Им называем умельцев-самоучек, талантливых инженеров-самородков – пояснения не требуются. Слава Кулибина остаётся непреложной. Хотя кто-то и считает его просто легендой, чуть ли не сказочным персонажем – наравне с Аникой-воином или Василисой Премудрой. А ведь он немало сделал и для Академии наук, и для русского экономического общества, и для речного транспорта, и для военной хирургии и в целом – для нашей инженерной мысли, закладывая традиции смелого изобретательства…

Сразу же по окончании начальной школы, после выпускного экзамена я со многими товарками поспешила пойти в двухклассное Министерское училище, где наши три года начальной школы засчитывались, то есть туда принимали после окончания трехклассной начальной школы. Все хлопоты по поступлению в это училище легли теперь на меня самое. Я узнала правила приема, сама сочинила и подала прошение. "Знаний, полученных в начальной школе, мне недостаточно. Хочу дальше учиться", – писала я в прошении. Но так как охотников дальше учиться бесплатно было много, то на осень были назначены приемные экзамены. Конкурс был большой, на одно место претендовало примерно четыре-пять кандидатов. На этот раз лето было для меня беспокойное, все время мучил вопрос: попаду ли в Министерское училище?

Дело 14-го ноября бесспорно одно из весьма замечательных дел Рущукского отряда. Сулейман-паша, приобретший уже известность своей упрямой и даже безрассудной настойчивостью при атаке Шибкинских [299] позиций, решился теперь, во что бы то ни стало, прорваться к Беле, где он предполагал большие запасы, а также занять мост у Батина. Атака велась ожесточенно, и было, говорят, время, когда успех клонилась на сторону турок: один ряд наших ложементов перед Трстеником был уже в руках неприятеля. Но спасибо Украинскому и Бессарабскому полкам, которым выпала в этот день честь решить участь боя, – молодцами опрокинули они неприятеля и погнали его перед собою, вовлекая и другие части в наступление. Дорого обошлось туркам 14-е ноября. От трех до четырех сотен тел оставлено турками на поле, в плен взято около восьмидесяти человек с тремя офицерами. По донесению самого Сулеймана потери турок в деле 14-го ноября простираются до тысячи двухсот человек.

1917 год. Я находился в окопах 7-го Гренадерского Самогитского графа Тотлебена, полка Московских гренадер. Был октябрь месяц. Мы стояли в районе Барановичей недалеко от Несвижа, около имения князей РАдзивилл. Местность была красивая кругом, но октябрь был дождливый. Нас сменили Киевляне, а мы ушли во вторую линию. Все были очень рады такому перемещению, можно было, наконец, немного отдохнуть, питаться в Офицерском Собрании, а ночью раздеваться и спокойно спать. Братание шло по всему фронту, но до нас еще не дошло, хотя признаки уже намечались - поговаривали о выступлении большевиков, но офицеры этому не верят. Нам думалось, что не настолько глуп наш главковерх товарищ Керенский, чтобы допустить это. Мы, офицеры, да и весь командный состав чувствовали себя неважно, была какая-то тревога на душе. В полках все время неспокойно, посылают казаков усмирять, но и сами казаки уже начинают отказываться. В прошлом сентябре месяце солдатами была брошена граната в офицерское собрание Киевского полка, были даже убитые и раненые, и кто же совершил это Каиново дело? - Свои же солдаты...

Летние «народные» маскарады в Александрии стали доброй традицией – без них уже невозможно было представить дня рождения Императрицы, обожавшей такие праздники. Маскарады любил и сам Николай. Если балы были для него ничем иным, как тягостным исполнением долга, то веселые маскарады, на которых собиралась самая разнообразная публика, и исчезали грани между сословиями, чинами – истинным удовольствием. Здесь простая горничная, скрывшись под маской, могла свободно заговорить с самим Царем. Такая демократичность с одной стороны развлекала Николая, любившего веселые шутки и внимание хорошеньких женщин. С другой - давала ему возможность узнать от «масок» много любопытных вещей, в том числе таких, какие весьма полезно знать монарху, дабы помочь нуждающимся, восстановить попранную справедливость, призвать к ответу виновных. Эту возможность ценил он особенно, выступая в роли Гаруна аль-Рашида.

Переход устного народного коллективного творчества к индивидуальному письменному творчеству совершался медленно вместе с ростом личного самосознания русского человека. В письме, потом в печати, стало закрепляться это личное творчество отдельных авторов, произведения которых назывались литературой. Название «словесность» стало вытесняться другим названием – «литература», хотя и теперь курс истории литературы можно называть курсом истории словесности, если в этот курс включается изучение устного или словесного творчества Древней Руси.