Алексей Петрович назвал непосильной задачей вступать на пост главы РОВ-Союза после таких вождей, как «рыцарь-начальник и талантливый администратор» Врангель, «рыцарь-солдат и создатель Галлиполи» Кутепов, «кристально честный и глубоко преданный Родине человек и начальник, которого мы при жизни недостаточно оценили и которого, к нашему стыду, большевики оценили лучше нас» Миллер…

При Шамиле находилось только 3-4 чело­века, заметных по своему положению, оста­льные были сброд, небольшое число его до­машних людей, мюриды, абреки, несколько фанатиков шариата и около сотни беглых солдат, обремененных преступлениями и не сумевших воспользоваться объявленным про­щением. Таким образом, созданное мюридиз­мом государство, 30 лет боровшееся против России, началось горстью фанатиков и кон­чилось шайкой разбойников.

Я попал в Ярославскую тюрьму весною 1920 г. из Екатеринбургского лагеря для пленных офицеров Армии адмирала Колчака. Попал как раз после голодного бунта, в тот самый момент, когда по камерам уже усмиренных узников ходил известный всей России палач и убийца, бывший уголовный каторжник, сосланный за убийство всей своей семьи, Степан Ракло, и отмечал фамилии тех, кто должен был поплатиться жизнью за всеми выраженное требование «хлеба и воды».

Кавказская туземная конная дивизия, более известная в истории как «Дикая» дивизия была сформирована на основании высочайшего указа 23 августа 1914 г. на территории Северного Кавказа и укомплектована добровольцами-горцами. Дивизия включала в себя шесть полков четырехсотенного состава: Кабардинский, 2-й Дагестанский, Чеченский, Татарский (из жителей Азербайджана), Черкесский и Ингушский.

Везли эшелоном трое суток до станции Луза. Ехали с остановками. Кормили баландой раз в сутки. Видимо, в эшелоне был вагон, в котором готовили пищу, и вагон с конвоем. На остановках конвоир вызывал трех дежурных, они приносили бачок баланды в 25 литров и мешок с пайками по 400 граммов на 50 человек. В бачке – черпак. На месте разливали «суп» и раздавали хлеб. В этом же бачке приносили кипяток. У каждого вагона конвоир. Вокруг лес. Через час вагоны закрывали, поезд следовал дальше. «Кормежку» эту надо видеть! Кто раздает пищу? Тот, кто захватил «власть» в вагоне! Группа здоровенных парней-уголовников распоряжается всей жизнью! Кому черпак, кому два, кому половину, а кому и ничего не достанется. Жаловаться некому. Из пятидесяти человек уже через сутки пятерых недосчитались, потом еще троих… Их складывали в один угол, рядом с «доходягами» – теми, чей черед скоро наступит.

Массовый геноцид галицких и буковинских русинов в годы Первой мировой войны до сих пор не получил должного освещении в современной историографии. В советские времена русинская тематика была под запретом. Официальную российскую историографию, похоже, данная тема не интересует. Украинские исследователи сегодня в большинстве своем стоят на позициях диаспоральной историографии, которая в годы холодной войны пыталась навязать тезис о якобы различном этническом происхождении украинцев (малороссов и русинов) и великороссов (современных русских) и существующем между ними многовековом этническом антагонизме. Изучение событий, произошедших в годы Первой мировой войны на землях современной Западной Украины позволит переосмыслить некоторые постулаты, введенные в научный и массовый оборот советскими и украинскими эмигрантскими историками после 1917 г.

Ещё вчера воскресали в омертвевшей душе, словно первоцветы из-под снега, хрупкие надежды. Как было не воскреснуть им после того, как армия разгромила большевиков сначала под Нижнеудинском, а после у Зимы. Бой у Зимы, на самых подступах к Иркутску сильно потревожил красных. Думали они, что сгинули Колчаковцы в тайге, что не способны сражаться. А те ударили на них, невзирая на в разы меньшую свою численность, не боясь ледяных окопов, надёжно защищавших большевиков, по глубокому снегу, не позволявшему использовать кавалерию.

Сталин осквернил, разграбил и уничтожил множество православных храмов, при нем было уничтожено порядка 90% клира Русской православной церкви и не поддающееся точному подсчёту количество православных верующих.
 

Михаил Александрович Кедров наряду с П.Н. Шатиловым был ближайшим помощником генерала Врангеля в Крыму. Успех крымской эвакуации в значительной мере был его заслугой. Последний командующий Русским флотом родился в Москве и с ранних лет к удивлению родных обнаружил непреодолимую тягу к морскому делу. С отличием окончив 4-й Московский кадетский корпус, он перебрался в столицу, где поступил в Морской корпус. После первого же своего океанского похода молодой офицер был произведен в лейтенанты и отправился на свою первую войну, получив назначение на Тихоокеанский флот, на военно-морскую базу Порт-Артур. Здесь Кедров занял должность личного флаг-офицера адмирала Макарова. Лишь чудом его не оказалось на борту броненосца «Петропавловск» в трагический день его гибели...

Местный фельдшер только что ушел, сказав, что это последние минуты. Я сел за стол против окна, взял голову в руки и предался отчаянию. И вдруг вижу как наяву, что отворяются двери сарая и из них выходит покойный брат отец Владимир, он держит в руках, лицом от себя, наш образ Спасителя. Я обомлел, вижу, как он идет, как на ветру развеваются его длинные русые волосы, слышу, как он открывает входную дверь, шаги его слышу. Я весь остолбенел и похолодел, как мрамор. Он входит в комнату, подходит ко мне, молча передает мне образ в руки и как видение исчезает. Я не могу передать словами, что испытал, но я бросился в сарай, отыскал в сундуке образ и положил его на ребенка. Утром он был совершенно здоров! Приглашенные лечившие его врачи только руками разводили. Сняли гипс. Следов туберкулеза нет. Тут я все понял, я понял, что есть Бог, понял молитвы брата! Я немедленно заявил о своем выходе из союза безбожников и не скрывал произошедшего со мной чуда. Везде и всюду я возвещаю о случившемся со мной и призываю к вере в Бога. Не откладывая, мы уехали под Москву к моим родителям, где они поселились по окончании срока ссылки.

Всё то хорошее, что познали иностранцы всех наций со времён Петра Великого в Российской Империи – безграничное гостеприимство, с которым их встречают и по сей день, и особая защита, которую обеспечивает им государство, к сожалению, пожалуй, лишь за немногими исключениями, принесли только плоды неблагодарности. В какой другой стране мира получают иностранцы больше хорошего, чем в России?

Россия гибла. Гибло дело всей его жизни. Гибла армия. Боже, как похоже было замерзающее в снегах белое воинство на те белые ландыши, которые Анна получила от Александра Васильевича, покидая Гельсингфорс. Белые, чистые цветы, они оказались так беззащитны перед дорогой и холодом! И в увядшей их красоте почудилось тогда недоброе предзнаменование. Почернели и увяли белые цветы, не выдержав стужи, и также гибла теперь в ледяном плену Белая Армия. И почернело от муки и усталости лицо её рыцаря, оставленного всеми…

Пятьдесят лет тому назад, 13-го августа 1906 г. (все числа по старому стилю), в Петергофе, на пути к посадке в вагон, чтобы ехать в Петербург, сопровождаемый только своей женой Екатериной Сергеевной, командир Л. Гв. Семеновского полка Свиты Его Величества генерал-майор Георгий Александрович Мин был убит четырьмя выстрелами (все смертельные) в спину, революционеркой Зинаидой Коноплянниковой. Пятый выстрел в генерала не попал, как не попали и те выстрелы, которые убийца направила в жену генерала, пытавшуюся остановить стрелявшую.

Кирилл упал головой к растянутой ремнями Лидии, Господь даль ему возможность перед смертью еще раз услышать от мученицы слова надежды. И смотря прямо в глаза Лидии, брызгая кровью, Кирилл прохрипел присоединение к Господу: –Святая, возьми меня с собой. –Возьму, – светло улыбнулась ему Лидия. Звук и смысл этого разговора как бы открыл двери потустороннего мира, и стоявшим двум живым чекистам ужас помрачил сознание. С безумным воплем начали они стрелять в беспомощные и угрожающие им жертвы, и стреляли до тех пор, пока не кончились обоймы их револьверов. Прибежавшие на выстрелы люди увели их, безумно кричавших, и сами выбежали из камеры, охваченные неведомым страхом.

Четырёхсерийный фильм повествует о событиях, предшествовавших началу Великой Отечественной войны.

Муравьёв-Амурский, при жизни величаемый Петром Великим Восточной Сибири, – отец родной служивому люду, кроткому, совестливому, мудрому, положившему судьбу на алтарь Отечества, Небесного и земного; но гордецам, сребролюбцам, мздоимцам, казнокрадам, льстецам, хитрецам и ленивцам – сибирский деспот, подобие царя Иоанна Грозного. Иоанн Грозный создал Государство Российское, а Муравьёв-Амурский без единого выстрела, путем мудрёных переговоров с Дайцинской державой прирастил к России Дальний Восток с Амуром и выходом в Тихий океан. Истинно, по завету Ломоносова: «Российское могущество будет прирастать Сибирью…», а Дальний Восток о ту пору входил в Восточно-Сибирскую губернию.

В отличие от ученого мира, массовое общественное сознание живет мифами. В каждом обществе есть свой национальный исторический миф, который играет центральную роль в национальном самосознании. Общество, утратившее этот национальный миф, рано или поздно обречено на распад. Везде в мире национальный миф склонен видеть историю своего народа лучше, чем она есть – помнить о героических эпохах и забывать о фактах, неприятных для общества. Особенностью современной России является то, что здесь, напротив, исторический миф представляет прошлое нашей страны во многом хуже, чем оно было в реальности. В 1917 году произошел разрыв национального самосознания. Главным делом культурной политики большевиков стало создание советского мифа, частью которого стало формирование негативного облика дореволюционной России.

От Невы до Днепра, а оттуда до Двины, я проехал Россию во всех направлениях и во все времена года, и на всех многочисленных дорогах со мной ни разу не приключился несчастный случай, который можно было бы списать на счет небезопасности. Темными осенними и зимними ночами проезжал я огромные расстояния по густым лесам, сотни верст через всевозможные глухие места как днем, так и ночью. Но никогда я не встречал ни одного разбойника, ни недоброжелателя, которые бы угрожали моей безопасности. Из тысяч путешествующих, что я встречал и с кем я говорил, ни один не знал такого случая, о котором можно было бы рассказать.

Захват Нарвы имел военно-стратегическое значение. Характер войны изменился. Русская армия приступила к планомерному захвату замков и городов Ливонии.

Они торопились в последние дни. Вначале расспрашивали обстоятельно, словно к биографии, а не для обвинительного приговора собирали материалы. И это неплохо было. Стремительно приближался жизненный круг к своему завершению, не оставляя времени, чтобы написать самому, рассказать, объяснить. А ведь столько нужно было рассказать и объяснить! И эта эсеро-большевистская комиссия, её протоколы оказались последним шансом для такого рассказа. А потому обстоятельно и подробно отвечал Александр Васильевич на все их вопросы, словно не на допросе сидел, а диктовал страницы собственных мемуаров. И до последних дней они слушали со вниманием, не перебивали. Но, вот, заторопились, занервничали, стали обрывать, комкать. Знать, напугало их приближение к городу каппелевских частей. А потому спешат покончить… Жаль, не дотянули до конца. Ещё много-много страниц осталось недосказанных…