...

Обыск продолжался до рассвета. Поднимали половицы, искали оружие, читали письма, спрашивали - кто пишет, опять искали, ничего не находили. Мы сидели молча, ждали. Когда обыск подошел к концу, оба чекиста отошли в сторону, стали между собой совещаться, поглядывали своими стеклянными глазами то на мою мать, то на моего брата Владимира. Старший из них приказал моей матери собираться, обернулся к Владимиру и сказал ему: когда отец вернется, пусть идет в Чека, и тогда мою мать отпустят.

В общем, у власти оказалась молодежь социалистически настроенная: Д. Антонович – прямолинейный националист, способный, но ленивый, А. Шульгин – работящий и способный молодой сепаратист, Ткаченко – украинец англизированной внешности и слабой мысли, Голубович, о котором речь еще впереди, и другие еще менее известные своей деятельностью фигуры и лица.

Находящийся с 1995 г. в научном обороте и весьма популярный у читателей текст воспоминаний работавшего на чекистских и милицейских должностях с 1919 по 1938 г. капитана милиции М. П. Шрейдера «НКВД изнутри: Записки чекиста» , является, по мнению исследователей, важным образцом чекистских мемуаров. Он открывает причастность автора ко многим историческим событиям и персонажам и сочетает эту причастность с достаточной долей откровенности. Однако известный историкам печатный вариант мемуаров охватывает менее половины машинописи, хранящейся в фонде Научно-исследовательского и просветительского центра (далее — НИПЦ) «Мемориал» (Москва). Изученный нами текст представляет собой одну из машинописных копий середины 1960-х гг. с подклейкой некоторых страниц с дописками и фотографиями (при этом автором указаны сфотографированные лица), а также небольшой рукописной правкой 1970-х гг. Он начинается с листа 129 и до листа 790 описывает события с конца августа 1920 г. по 1938 г. Опубликованный 23 года назад 250-страничный вариант рукописи Шрейдера в основном повествует о событиях 1933–1940 гг., оставляя за кадром предыдущую деятельность чекиста. Разумеется, достаточно важны и те фрагменты рукописи, которые отсутствуют в архиве «Мемориала». Они хранятся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки и повествуют о ранней юности героя, включая описание причин его бегства из дома в 12-летнем возрасте и пребывания в ГУЛАГе и на фронте в первой половине 1940-х гг. Мы же сосредоточимся на материале из архива НИПЦ «Мемориал», который посвящен первым 15 годам работы Шрейдера в «органах».

В начале XX века в России, в эпоху начавшейся индустриализации и интенсивного роста количества рабочих, возросла необходимость совершенствования медицинского обслуживания рабочего населения и создания медицинских учреждений при заводах и фабриках. Для рабочих был введен нормированный день, страхование от несчастных случаев на производстве, на предприятиях были организованы пенсионные кассы.

Только бы он остался лежать, радостный и чистый, как небесный подарок, чтобы радовать и облагораживать наши сердца. Только бы не исчез он так быстро, как прелестный сон, который делает нас счастливыми в течение ночи, чтобы почти бесследно рассеяться к утру… О, как же преходяще, как краткосрочно все прекрасное на земле! Оно является подобно чуду и ускользает как счастье…

Этот материал - подлинные воспоминания следователя НКВД о своей "работе". Вряд ли он в нём "сгустил краски" - скорее, наоборот - по свойству человеческой натуры обелять себя. Прочитать этот текст стоит всем, в том числе поклонникам советской власти, коммунизма и лично товарища Сталина.

Режиссер: Августо Дженина В ролях: Фоско Джакетти, Мирей Бален, Мария Дэнис, Рафаэль Кальво, Карлос Муньос, Альдо Фьорелли, Андреа Кекки, Карло Тамберлани, Сильвио Баголини, Гуидо Нотари. Фильм об осаде республиканцами крепости Алькасар в 1936 году. Фильмов о гражданской войне, снятых со стороны республиканцев, много. Со стороны франкистов - почти нет.

Чудная погода. Утром Терсио построилось на площади около церкви, была месса на открытом воздухе, так как церковь ободрана и иконы под навесом недалеко от церкви. Алькальд (староста) деревни благодарил нас за освобождение от красных и сказал, что отныне главная площадь деревни, будет носить название «Площадь Рекете Терсио Донья Мария де Молина». Несем караулы: у церкви и у склада оружия, где находится две тысячи чешских винтовок, 15 пулеметов и масса снаряжения — патронташи, ручные гранаты, сигнальные ракеты и так далее. Караулы на шоссе у входов в деревню. Пленных в деревню не пускают, а направляют на контрольные пункты в Шельву и Валенсию на предмет регистрации. Деревенская самоохрана куда-то ночью исчезла вместе с оружием. Испанцы даже не вылавливают коммунистов, а оставляют на будущее,

Чудна была церковь в этот час. В ней словно уцелевшая Россия собралась. Мало уцелевших оказалось, но ни одного случайного. Наверное, так и быть должно? Предсказано же, что в последние времена верных лишь горсть останется… Уцелевшая Россия… Или бывшие люди бывшей России? Густо басил полный протодьякон. Не Розов то был, конечно (с Розовым никто не сравнится!), но хорош. И старенький батюшка подстать. Древний совсем, и заметно было, что тяжело и стоять ему, и говорить, но вёл службу, и напрягая голос, громко и твёрдо каждую фразу произносил, и можно было догадываться, с какой силой звучал этот голос прежде.

Евгений Ухналев родился в Ленинграде в сентябре 1931 года. Вместе с родителями пережил первую блокадную зиму, после чего семью эвакуировали на Урал. Обратно в Ленинград Ухналевы возвращаются сразу после блокады. Евгений начинает заниматься в школе при Академии художеств. Вскоре после того как художнику исполнилось 17 лет, его арестовали по 58-й статье УК. Его обвинили в подкопе под мавзолей и покушении на Сталина и приговорили к смертной казни, но позже заменили казнь на двадцать пять лет лагерей. Якобы студент-художник собирался вырыть подкоп из Ленинграда в сторону Москвы — под Мавзолей. Следователи на полном серьёзе допытывались у Евгения: в какой из праздников он намеревался осуществить теракт? 1 мая или 7 ноября?

Летом 1929 года на Соловки, в концлагерь, прибыл этап монахинь, около тридцати человек. По некоторым данным можно было предполагать, что большинство прибывших были шамординские монахини – матушки из Шамординского женского монастыря, находившегося вблизи знаменитой Оптиной пустыни. Эти монахини не были помещены в общий женский корпус, а содержались отдельно. Когда их стали проверять и опрашивать для составления на них формуляра, они отказались дать о себе так называемые "установочные данные", то есть ответить на вопросы о фамилии, имени, отчестве, годе и месте рождения, образовании, профессии, судимости, о статье, сроке наказания и тому подобное.

Мне всегда было непонятно, как так происходит, что в тех странах Европы, где всё стремится к свободе и наслаждается её золотыми дарами, при оценке уголовного судопроизводства в России c лёгкостью забывают о любви к истине и позволяют себе всяческие уродливые искажения. Редко говорят о России, её политике и состоянии дел в стране без того, чтобы не играл главную роль кнут – это пугало западной Европы. При любом упоминании, почти в любых устах, будь то человека высокого положения или низкого, образованного или простого мещанина!

Киев оставлен был на произвол судьбы бежавшими украинскими войсками и властями. Ворвавшиеся в город 26 января большевистские войска, тогда еще скорее похожие на банды, вскоре заставили кошмаром своей «деятельности» забыть кошмар и ужас девятидневной бомбардировки. Зеленые, изможденные голодовкой, бессонницей и пережитыми волнениями, лица обывателей исказились ужасом безумия и тупой, усталой безнадежности.

...

Еще один активный деятель боевой организации генерала Кутепова стяжал себе известность, как мемуарист. «Последние юнкера» и «Боевая вылазка в СССР» являются замечательными образцами белогвардейской литературы. Не просто мемуарами, но именно литературой – как знаменитые «Дроздовцы в огне» генерала Туркула. Их автор, капитан Виктор Александрович Ларионов, обладал тем редким даром слова, который и десятилетия спустя заставляет учащенно биться сердца, вдохновляя, переворачивая мир читающего – даже если последний не все может принять.

Вы только вдумайтесь в эти цифры - из более двух с половиной миллионов казаков, живших на Дону к январю 1917 года, на сегодняшний день осталось менее пятидесяти тысяч! Остальные погибли или не родились. Их родители сгинули в лагерях ГУЛАГ, полегли в оврагах и рвах общих могил, да растворились в изгнании на чужбине. Знала ли История более страшный геноцид, когда целый народ умышленно уничтожался под корень?

До нас стали доходить слухи о волнениях среди рабочих. Мы узнали, что на заводе «Роцит» происходили митинги протеста против красного террора. Трепетная надежда поселилась среди заключенных. Жадно ловили все сведения с воли. Целый день речь шла о значении рабочего выступления. Осмелятся ли коммунисты не подчиниться ему? Но на кого же они в таком случае будут опираться, на чье общественное мнение? Литератор недоверчиво качал головою.

И все же теплилась какая-то надежда. Думалось: зажиточный, замкнутый, рационалистически настроенный крестьянин-собственник, украинец или малоросс, сильно разнящийся по своей психике от своего брата «русского», устоит непременно пред соблазном «социализации» земли, объявленной не только Лениным, но и не желавшей отстать в области социологического творчества Центральной Радой, возглавлявшейся профессором М.С. Грушевским. Увы! Одинаковые причины повели к одинаковым последствиям и в коренной России, и на Украине.

Тема коллективизации и голода 1932-33 гг., начатая публикацией книги Роберт Конквест. Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом и бонусных материалов, вызвала в комментариях к новости достаточно живую дискуссию. Как продолжение этой темы предлагаю Вашему вниманию следующий исторический труд. Коллективизация советского сельского хозяйства была одной из величайших трагедий XX в. Результатом коллективизации, определенной и деформированной сталинизмом, стали невыразимые страдания и репрессии. Коллективизация и "ликвидация кулачества как класса" (раскулачивание) означали экспроприацию более одного миллиона крестьянских семей (5-6 млн. чел.), насильственную депортацию в отдаленные северные и малонаселенные регионы страны почти двух миллионов крестьян, гибель сотен тысяч людей и в конечном счете разрушение сельского хозяйства. В 1932 и 1933 гг. опустошающий голод последовал в результате коллективизации, потребовав миллионы крестьянских жизней и приведя к новой волне репрессий в деревне. Наследием коллективизации для национальной экономики явилось хронически ослабленное сельское хозяйство. Наследием коллективизации для большинства крестьянства стала память о мрачном периоде террора и репрессий.