Не поверила Надя предсказаниям Стеши о суженом и дальней дороге. А ведь вот как обернулось! Права оказалась бойкая горничная: не объедешь суженого на кривом коне, не уйдёшь от судьбы. И, Боже милостивый, до чего же бывает милосердна судьба! Будто бы посылает награду за всё пережитое, и тем ценнее она, тем больше счастья. Читала Надя в романах о неземной любви, о том, как вспыхивает между людьми это неизъяснимое чувство, чувство, разом становящееся больше всех невзгод, всей жизни, всего света, чувство, толкающее на подвиги, дающее силы жить и переносить любые тяготы, вдохновляющее, озаряющее всё вокруг, мечтала, что и с ней произойдёт подобное, но не могла представить, как это возможно, откуда вдруг явится это чувство, как угадает сердце Его, безошибочно и навсегда?

Пик голода пришелся на март 1922 г., когда основная масса голодающих была предоставлена сама себе. «Стадия эта, - отмечалось в отчете Крымского экономического совещания Совету Труда и Обороны по состоянию на 1 апреля 1922 г., - отличается полным расстройством всех моральных начал и установ­ленных законов человеческого общежития: идут повсеместно грабежи, кражи, убийства и мошенничества. Бандитизм, как один из спутников го­лода, дошёл до высшей точки своего развития».38 Больницы полуострова были переполнены голодающими, которые умирали от истощения. В 1921 — 1922 гг. в одном только Феодосийском уезде, по официальной статистике, голодало 49 тыс. человек.39

Вчера перед ужином наш взвод, вызвавшись добровольно (так как надоело сидеть в глухой деревушке) с нашим ручным пулеметом Фиат уехали через Чека, Ореа в Ориуэла дель Тремедаль. В штабе группы получили консервы и патроны. Затем проехали деревню Гриегос, которую мы заняли во время нашего прошлогоднего наступления, спешились и пошли лесом на хутор Чапарилью. Сменили взвод терсио Сантияго с их тениенте немцем. Патроны пришлось нам нести на руках — итальянские, по несколько килограмм на каждого. Пехота и кавалерия ушли до нашего прихода, не дождавшись нас. С 2-х часов ночи до 5-ти утра спали в кустах, потом выступили и к 7-ми часам утра пришли к горам, покрытых лесом.

Трагедия красного террора в Крыму после эвакуации Русской армии генерала П.Н. Врангеля получила широкое отражение в воспоминаниях и свидетельствах современников. Однако массовые расправы над пленными белогвардейцами, беженцами и имеющими непролетарское происхождение местными жителями являют собой лишь часть апокалипсической драмы, которая разыгрывалась под солнцем Тавриды, начиная с осени 1920 г. и на протяжении последующих нескольких лет. Так, несмотря на большое количество публикаций, освещающих различные аспекты социально-политической обстановки на полуострове в 1920-1923 гг., по-прежнему мало изученными остаются процессы, происходившие в то же самое время в крымской деревне.

Въ ту же ночь, 24-го Августа, мнѣ лично изъ штаба корпуса было передано по телефону, что полки пѣхотной дивизіи, стоявшей на позиціи у селенія Духче въ 18 верстахъ отъ моего штаба, отказываются исполнять боевые приказы по укрѣпленію позиціи, что ими руководитъ нѣсколько весьма зловредныхъ агитаторовъ, которыхъ надо изъять изъ ея рядовъ. На переданное требование выдать этихъ агитаторовъ, солдаты 444-го пѣхотнаго полка отвѣтили отказомъ. Надо ихъ заставить выдать. Командиръ корпуса считаетъ, что достаточно будетъ назначить одинъ полкъ съ пулеметной командой.
 

Единственным участником церковной части «офицерского заговора» в Орлово-Розовском пункте Сиблага НКВД, отказавшимся в ходе «следствия» признать за собой какую-либо вину, был священник Дмитрий Иванович Богоявленский. Согласно биографическим сведениям о нем, он родился 14 мая 1889 г. в с. Никольское Моршанского уезда Тамбовской губернии, происходил из семьи священника Ивана Потаповича Богоявленского. В лагерной учетно-статистической карточке социальное положения отца Димитрия определено как «лишенец», сказано, что образование у него среднее, языков, кроме родного, он не знает, его узкая специальность, - канцелярист. Особые приметы: «рост – в (ыше) /сред (него), телосложение – худощавое, цвет волос – св(етлые) русые, глаза – голубые, нос обычный, пр(очих) примет – нет». Имелись сведения и о семье обвиняемого: жена Ольга Васильевна 43 лет, две дочери – Вера 12 лет и Надежда 18 лет (возраст на 1937 год). Их место жительства – «г. Тамбов, Красноармейская площадь, д. 3.»
 

Дворянский род Гурко (Ромейко-Гурко) происходил из Белоруссии, из Могилевской области. «Если правда, что люди рождаются военными, то Иосиф Владимирович Гурко родился именно военным человеком» — так пишет о Гурко один из авторов книги «Герои Шипки» О. Михайлов. Отец Иосифа Владимировича — Владимир Иосифович участвовал в войнах на Кавказе, был генералом и радовался тому, что сын с детства тоже мечтал быть военным. В 18 лет Гурко-младший окончил Пажеский корпус, из которого выпустился корнетом в лейб-гвардейский Гусарский полк, со временем стал умелым кавалерийским офицером. Во время Крымской войны 1853–1856 гг. Гурко рвался в Севастополь и, чтобы попасть туда, сменил погоны ротмистра гвардии на погоны майора армии со словами: «Жить с кавалерией, а умирать с пехотой». Он перевелся в Черниговский пехотный полк, но участия в боевых действиях так и не принял, так как в это время Севастополь был уже сдан, а вскоре заключен мир.
 

30 ноября, т.е. вскоре после ареста, Ильинский был допрошен следователем, страшим лейтенантом госбезопасности Логвиненко. Он сразу признал себя виновным в членстве «повстанческой контрреволюционной организации в лагерях». И рассказал о своей «вербовке» в августе 1937 г. «бывшим епископом Гороховым», о тех установках по развертыванию антисоветской агитации в лагере, которые якобы от него получил (см. цитату из его протокола допроса выше в сюжете о владыке Дометиане). (Л. 103 – 104 об.). 20 декабря Ильинский, как и все остальные его подельники в «заговоре» в ОРЛП Сиблага, был расстрелян.

Фундаментальный труд генерал-майора Е.В. Масловского рассказывает о боях русской армии на Кавказском фронте, события на котором и сейчас малоизвестны большинству читателей. Автор подробно рассматривает противостояние русской и турецкой армий, немецкую помощь Турции и успешное наступление войск генерала Н.Н. Юденича.Книга будет интересна самому широкому кругу читателей.

В первой половине 1930-х годов в Кузбассе были документально зафиксированы случаи людоедства. Причины были не только в охватившем страну повальном голоде (как следствие сталинской коллективизации), но и в неких межнациональных антагонизмах: Кузбасс был местом принудительной депортации казахов, киргизов и других представителей восточных народов и народностей, которые не могли привыкнуть к особенностям сибирского быта и производства. В казахских степях веками занимались скотоводством, а тут восточный люд принуждают работать на шахтах, в необычных климатических условиях, приходилось голодать и холодать. Как протест против насилий и повсеместно распространенного шовинизма – убийство русских детей и каннибализм. Ответ на преступные сталинские депортации и насильственное «обобществление» скота был весьма впечатляющим: «Вы убили наших баранов, а мы убьем ваших детей!».

Славянск, прекрасный курортный город, за несколько недель варварских обстрелов был практически стерт с лица земли вместе со своими пригородами. Нет такого смертоносного оружия, не считая атомного, которого не применили бы здесь украинские боевики. Разрушенные дотла дома, полностью уничтоженная инфраструктура, сотни убитых мирных жителей, десятки убитых детей… Жертв в городе было так много, а обстрелы столь часты, что даже похоронить убитых оказывалось непросто. Тела вывозили волонтеры. Хоронить старались в тот же день, потому что в обесточенном городе не работал морг, и мертвых везли туда лишь тогда, когда кладбище было под обстрелом. Впрочем, на кладбище уже не осталось мест, и убитых хоронили за его оградой…

В 1909 году моя мама впервые удостоилась быть представленной Государыне... и первое впечатление о Ней у нее сложилось отрицательное. Я прекрасно помню, как моя мать, расстроенная, вернулась из Дворца, рассказывая, что Императрица приняла очень холодно, сказавши ей всего лишь несколько слов. По первому впечатлению моей матери, Государыня была горда и неприступна. Но вскоре это первое впечатление рассеялось. После следующих приемов во дворце мать моя совершенно и раз и навсегда изменила свое мнение о Государыне, которую она стала прямо-таки боготворить. Оказалось, что Государыня очень застенчива по натуре, в особенности с неизвестными Ей лицами, чему тоже способствовала Ее боязнь за свое неполное знание русского языка. Государыне всегда казалось, что она недостаточно хорошо говорит по-русски, что Ее страшно нервировало и смущало. Это была с Ее стороны ошибка.

В 407 году до P. X., по южному отрогу Кавказского хребта, обманутый персидским сатрапом небольшой греческий отряд предпочел невероятный, по современным тогда условиям, поход позору сдачи торжествующему победителю и, выбрав себе начальника, взамен старого, предательски умерщвленного коварным врагом, решился на героическое средство — отход из долины р. Тигра к южному берегу Черного моря, которого и достиг, совершив незабываемый в истории и описанный в Анабазисе поход, сделав в 122 перехода 2.500 верст!

В публицистике и в научной литературе уже много написано о гибели в СССР политзаключенных в годы тоталитарных репрессий. Трагическая статистика достаточно достоверно сообщает о количестве приговоренных к высшей мере наказания (ВМН) — расстрелу по ст. 58. По данным Общественного центра им. А. Д. Сахарова таковых было около миллиона1. Но это — только расстрелянных. Всего же уничтоженных в ходе политических репрессий — в десятки раз больше2. Видимо, гибель политзаключенных в тюрьмах и лагерях в результате целенаправленной, организованной деятельности администрации этих карательных учреждений следовало бы называть умерщвлением или, еще точнее, — убийством. Как иначе назвать факт гибели 50 % карачаевцев во время их противозаконной депортации с Северного Кавказа в Казахстан и Сибирь?!

Ночь была чёрной, безлунной, ни единая звезда не освещала своим сочувственным мерцанием скорбный путь Добровольцев. Армия двигалась на север. Людей становилось всё меньше: одни сложили головы в боях, другие, отчаявшись, покидали ряды, надеясь укрыться в одиночку или небольшими группами. Растекались по родным станицам кубанские казаки, уходили некоторые офицеры. Отчаянным было и настроение оставшихся. Всё чаще слышались разговоры о том, что пора распускать армию, пора распыляться и пробираться в горы по отдельности. Особенно паниковали в обозе. И добро бы раненые, знающие свою участь в руках «товарищей», так хуже их – штатские деятели, беженцы, обанкротившиеся политики – понабилось их в обоз так, что и не двинешься! Тяжело раненых, тех, что не перенесли бы дорогу, оставили в Елизаветинской – что-то стало с ними? Заложников взяли в обеспечение их безопасности, а будет ли толк? Своих раненых, боевых офицеров, оставили, потому что иначе нельзя было, а весь этот погорелый театр приходится тащить…

Большевики оставили Крым в мае 1918 г. Первая попытка переустройства жизни края «на новых началах» завершилась бесславно. Ее результаты были плачевны. Развал экономики. Остановка промышленности. Разорение сельского хозяйства. Социальная, этническая и межконфессиональная напряженность. Но самое страшное — людские потери. По разным оценкам, общая цифра погибших в Крыму в результате террора и боевых действий в декабре 1917-мае 1918 гг. составила от 1000 (1) до 8000 (2) человек. Занявшие полуостров весной 1918 г. австро-германские войска принесли не только оккупацию, но и восстановление нормальной человеческой жизни, в чем-то подобной той, какую крымчане вели до революции. Германцы контролировали Крым до ноября 1918 г. В последующие месяцы их сменили войска Антанты и Добровольческой армии. Описывая пребывание Крыма под властью антибольшевистских сил, советские авторы единодушно говорили о «жесточайшем разгуле насилия», карательных экспедициях, грабежах, арестах, расстрелах «трудящихся», происходивших «изо дня в день». На данный момент очевидно, что эта оценка нуждается в существенных коррективах.

Для «организации украинских приходов» Церковная рада дол­жна была прибегнуть к разнообразным приемам агитации и опереться на отбросы сел — на так называемые «комитеты незаможних» («босячни»). Дело в том, что и после революции приходская жизнь по селам текла еще своим обычным, исстари заведенным порядком. Огромное большинство сельского духовенства хотя в общении с паствой говорило «по-сильскому», то есть по-малорусски, но чуждо было «украинской идее», как это об­наружилось и на церковном соборе 1918 года. Славянское богослужение было ему привычно и мило. Затем, священники, как люди практической жизни, высоко ценили ту независимость от произвола прихожан, какую обеспечивал им епископальный строй управления и какой они лишались при переходе к упрашіению «радянскому» (советскому). Всякий, знающий условия сельской жизни и низкий уровень развития нравственного чувства у простонародья, легко может представить себе, какой ад создался бы для сколько-нибудь интеллигентного священника в селе, если бы осуществились в полной мере вожделения украинских сектантов и священник и в своем избрании, и в ежедневном своем быте поставлен был в зависимость от усмотрения «парахвіяльной рады». Понятно, что в среде наличного духовенства Южной России церковная рада могла иметь лишь очень немногих приверженцев, у которых неистовый украинский фанатизм заглушал чувство самосохранения и сознание крайней невыгодности перехода к «радянскому» строю.

Они победоносно входили в Берлин и Париж, громили восставшую шляхту и грозных турок, переходили по льду на шведский берег и первыми освобождали Софию. В их рядах служили Михаил Лермонтов и Белый генерал Скобелев. Имя им — овеянные славой Гродненские гусары.

Теперь, при общемъ развалѣ армiи и крушенiи всѣхъ идеаловъ, это давало только новыя огорченiя и разочарованія, а главное задерживало меня на военной службѣ, когорая при томъ характерѣ, который она приняла, становилась мнѣ противной и лишала меня возможности, уйти вь отставку

Во все времена социальные потрясения приводили к росту уголовной преступности. Градус агрессии в обществе стремительно повышался, человеческая жизнь обесценивалась. В каждой конкретной исторической ситуации эти процессы могут завершиться по-разному. В зависимости от множества обстоятельств жестокость и ненависть могут продолжить расти, принимая все новые ужасные масштабы и формы. Либо, напротив, вернуться к «юридически допустимому» уровню. Известно, что криминальный беспредел начала 1990-х гг. на постсоветском пространстве обернулся господством чиновничьих и олигархических кланов. Десятилетиями ранее, в 1917 — начале 1920-х гг., рожденный революцией импульс социальной агрессии, привел к возникновению системы тотального подавления, уничтожающей не личности, а целые классы.